ллюстратор Ольга Боочи
© Иван Иванович Евсеенко, 2017
© Ольга Боочи, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4483-9591-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От составителя
Альманах «Литературный оверлок» изначально задумывался мной, как творческая площадка для студентов Литературного института имени А. М. Горького, моих сокурсников. Тогда упорно хотелось, невзирая на шероховатость и несовершенность студенческих первых опытов, подшить написанное в некое издание. Сделать так, чтобы начинающий автор не впадал в депрессию от непрестанного писания «в стол». Но не всё в этой жизни складывается так, как задумываешь. В итоге, авторами альманаха стали люди не связанные между собой именем упомянутого учебного заведения, но объединённые любовью к русскому языку и русской литературе, а это куда весомее. Радует и то, что авторы альманаха совершенно разнятся между собой по стилистике и тематике предложенных произведений. В каждом из них, я в это свято верю, читатель непременно сыщет что-то для себя, новое и неповторимое.
Приятного прочтения, друзья!
Проза
Илья Луданов
Родился в 1985 г. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького, дипломант премии «Дебют», рассказы переведены на китайский и итальянский языки. Живет в Москве.
Дурь
Маша только вернулась, мы поужинали и пока я собирался, она прилегла и уснула. Не хватило смелости будить ее. Маша лежала, закинув голову на мягкий подлокотник и чуть сгорбившись. На открытое лицо сквозь занавески падали мягкие вечерние лучи; она не просыпалась. За окном ветер шевелил листья яблони, и прозрачные тени легко двигались по ее лбу, бархатным щекам, носу и бледно-розовым губам. Нигде не видел столько простоты и природной ясности, так много правдивой нежности, как в этом лице. Я улыбнулся, попрощался с Машей про себя и по дороге на станцию никак не мог усмирить волнение в груди от сознания, что она рядом.
Вокзал кипел, гудел и грохотал. Тихий вечер был ему нипочем. Не спеша бродили хмурые грузчики, рядом отчаянно разругалась молодая пара с грудой чемоданов. В забытом углу, кучей, так что лиц не разобрать, бузили пьяницы.
Обрадовавшись пустому купе, я сел у окна, желая скорее ехать. Перед самым отправлением вошел еще пассажир, старше меня, лет пятидесяти, среднего роста, коренастый, с легкой сединой и умными глазами. Двигался он твердо и, казалось, сдержанно. Поставил вещи, взглянул коротко на меня и представился по фамилии:
– Платов.
Потом сел напротив и тоже стал смотреть в окно, тоже с нетерпением ожидая отправления.
Состав уже тронулся, как на платформе нам представилась дикая сцена без начала и конца. На кромке широкого фундамента вокзального здания стояло с десяток пивных бутылок, не убранных после чьих-то проводов. Только колеса вагона дали ход, из толпы вырвался парень, лет двадцати пяти и кинулся вдребезги бить одну за одной эти бутылки. Вокруг него все будто пропало, остался только он и стена вокзала, о которую он с тупой яростью крошил пивное стекло. Люди рядом в испуге отхлынули назад. Что вместе с бутылками в душе своей громил безумец нельзя было представить. Вагоны набирали скорость и последнее, что мы увидели, как наряд охраны бросился к нему.
Сцена тяжело подействовала на моего соседа. Он начал беспокойно оглядываться, будто кто еще находился в купе. Увидев безопасность, Платов стал неотрывно смотреть перед собой и чуть шевелить губами. Потом, приподняв густые брови, взглянул в мою сторону:
– А если б у него был пистолет?
Я не ответил, пожав плесами. Он то пытался что-то сказать, то насильно сдерживался. Потом бросил, как от безделицы:
– Вы, похоже, совсем одногодки с моим сыном.
Принесли постель и мы заказали чая. Начинало темнеть. Поезд как с полчаса вышел загород. Во всю ширь горизонта разошлась русская равнина с плоскими холмами, речками в полях, черной полосой леса на стыке неба и земли. Проплывали опустелые села. По горящим окнам и ухоженным дворам в них была видна жизнь. Платов долго смотрел в окно, и только тогда его беспокойство улеглось. Он принял задумчивый, отстраненный вид.
– Как, по-вашему, что это было на станции? – спросил он с любопытством, изучая меня.
– Даже не знаю, дурак какой-то. Напился, наверное, – смутился я от неожиданности.
– Может и напился, – протянул он. – А все-таки?
– Да я как-то не… ну, сбрендил, мало ли что… – мялся я, не зная что отвечать. – Задержали ведь. Посидит теперь, угомонится.
– Вы думаете? – встрепенулся Платов, будто только и дожидался от меня такого ответа, и заговорил с напором. – Угомонится! Посидит, значит, и угомонится. Да, так все теперь говорят.