ерь появившаяся отдельным изданием.
Это – в некотором роде «неожиданное» произведение. Кто бы мог подумать, что утонченный поэт, увлекавшийся в последнее время столь далекими от нашей современности экзотическими картинами Индии, черпавший свое вдохновение где угодно, только не из родного навоза, поэт вообще несколько «не от мира сего», по крайней мере, не от болящего мира наших дней, – за что, вероятно, и удостоился академических лавров, – и вдруг чтобы этот поэт написал такую архиреальную, «грубую» на вкус «утонченных» господ, пахнущую перегноем и прелыми лаптями вещь, как «Деревня». Это поистине пассаж совершенно неожиданный.
«Деревня» привлекает прежде всего своей талантливостью. Это именно талантливая, то есть действительно внутренне пережитая и искренне написанная талантливым художником повесть. О Бунине вообще, о его творчестве, о значении и роли этого творчества можно быть разного мнения, но едва ли кто-нибудь станет отрицать, что это – даровитый художник, обладающий тонким чутьем. Всякому известно также, что в смысле общественных настроений Бунин, хотя внешним образом связан был с «прогрессивной группой» М. Горького, внутренне все же стоял от этой группы особо, одиноко, не подходя к ней ни по своему аполитическому мировоззрению, ни по своим несколько барским вкусам. Тем интереснее посмотреть, какою кажется деревня в наши дни «поэту мирному», чуждому политических интересов, партий, программ, но чуткому, наблюдательному, а главное, искреннему.
Подобно большинству «молодых» литераторов, Бунин перенял кое-какое наследство от отца молодых – А. П. Чехова. Это – то утонченно-упадочное настроение интеллигенции из среднепомещичьего, «культурного» дворянства, обитателей «вишневых садов», которым пропитано творчество Чехова в последний период его работы (особенно его пьесы). Бунин тоже детище «вишневого сада». А это значит, что его психике присущи: и нежная лирика любви к природе, и идеализация уютной, красивой жизни «культурных» дворянских гнезд, и горесть разрушения этого рая, и – что для нас сейчас особенно интересно – разочарование в «нынешнем» мужике, том мужике, который, выйдя из-под отеческой опеки «культурного» барина, опустился, обнищал, озверел.
А. П. Чехов жесткими, беспощадными штрихами рисовал деревню. Он не только не ощущал желания подкрашивать и прихорашивать жизнь «свободного» мужика, как это делали облезлые потомки народников, но не чувствовал даже потребности изучить и понять деревню, постигнуть причины, смысл и тенденции ее современного «упадка». Мужик стал кулаком, – следовательно, мужик утратил симпатии интеллигента. Таков смысл чеховского отношения к деревне. Приблизительно так же смотрит на деревню и Бунин.
«Грязь на дорогах, – размышляет один из героев его повести, Кузьма, – синеватая жирная зелень деревьев, трав, огородов – темная, густая, и на всем – этот синеватый тон чернозема и туч. Но избы глиняные, маленькие, с навозными крышами. – Возле изб – рассохшиеся водовозки. Вода в них, конечно, с головастиками… Вот богатый двор… Но грязь кругом по колено, на крыльце лежит свинья, и по ней, качаясь и взмахивая крылышками, ходит желтенький цыпленок. Окошечки – крохотные, и в жилой половине избы небось темнота, вечная теснота: полати, ткацкий стан, здоровенная печь, лохань с помоями… А семья большая, детей много, зимой – ягнята, телята… И сырость, угар такой, что зеленый пар стоит. А дети хнычут и орут, получая подзатыльники; невестки ругаются – „чтобы тебя громом расшибло, сука подворотная“, желают друг другу „подавиться куском на велик день“; старушонка-свекровь поминутно швыряет ухваты, миски, кидается на невесток, засучивая темные, жилистые руки, надрывается от визгливой брани, брызжет слюною и проклятиями то на одну, то на другую… Зол, болен и старик, изнурил всех наставлениями и хвастовством. Дерет за волосы женатых сыновей, и они порою противно, по-мужицки, плачут…»
Эта безотрадная обстановка жизни богатой крестьянской семьи (о бедной уж и говорить нечего) является в глазах автора как бы концентрированным изображением быта всей деревни. Мрак и грязь – и в физической, и в умственной, и в нравственной жизни, – вот все, что видит Бунин в современной деревне.
Вот, например, лежит при смерти старик. Еще он жив, а уже в сенцах гроб стоит сосновый, уже невестка разваливает тесто для пирогов. И вдруг старик выздоровел. «Куда было девать гроб? Чем оправдать траты? Лукьяна лет пять проклинали потом за них, сжили попреками со свету, изморили голодом, стравили вшами и грязью».
А то вот картинка супружеской идиллии: «Закоренелый мужик. При брате живет, землею, двором сообча владеет с ним, но только все-таки вроде как заместо дурачка, а жена от него, конечно, уж сбежала; а отчего сбежала – как раз от этого самого: сторговался с Панковым за пятиалтынный, чтобы пустить его, заместо себя, ночью в клеть – и пустил».
Или еще извольте: «В ночь под рождество, в лютую метель, мужики из Колодезей удавили в Курасовском лесу караульщика, с тем чтобы разделить для каких-то колдовских целей веревку, снятую с мертвого».
А вот из области «политики»:
«– А не знаешь, зачем суд приехал?
– Депутата судить… Говорят, реку хотел отравить.
Конец