комнаты, кафельная, кафель местами потрескался. Мебель не новая, отчасти даже старинная, книжный шкаф, книжные полки, узнается собрание сочинений Достоевского в характерном серо-зеленом переплете. Три кресла. Стол. Этажерка, на ней телефон. Ширма с восточным рисунком. На стенах картины, фотографии, пара афиш. Ветхие обои. Ремонта давно не было.
1
Роман Петрович мерит комнату шагами. Руки за спиной. Туда-сюда, туда-сюда… Ему невесело. Остановится, подумает, помолчит… Туда-сюда, туда-сюда… Наконец подходит к стене возле печки, смотрит на вьюшку. «Печная вьюшка, – по Далю, – состоит из рамки, тарелки и колпака». Роман Петрович открывает вьюшку.
Дыра отверста. Из дыры доносятся голоса – отдельные. Громкие, но невнятные.
Кажется передвигают стулья. Или что-то в оркестре…
Входит Нина Львовна. Прислушивается. Похоже, закончены приготовления…
Роман Петрович (закрыв дыру вьюшкой). Закончены приготовления.
Пауза.
Ну что ж, все к лучшему. (Немного рисуясь.) Дорогая, ты можешь готовить ужин с чистой совестью.
Нина Львовна (ему в тон). Ужин, дорогой, на сегодня не запланирован.
Роман Петрович (радуясь каламбуру). Ужин дорогой, дорогая, пусть они скушают. (Показывает указательным пальцем вниз.) А нам бы что-нибудь попроще, подешевше.
Нина Львовна. Рома, я не шучу. У нас нет ничего.
Роман Петрович. Как же тебе не стыдно, Нинуль? Понадеялась на угощение?
Нина Львовна. Пойди в магазин и купи что-нибудь.
Роман Петрович. Скоро Ляля возвратится. А есть нет.
Нина Львовна. А есть – есть. Для Лялечки всегда есть. А ты купи.
Роман Петрович. Не пойду.
Нина Львовна. Ну и оставайся голодным.
Роман Петрович. Странно. Ты чуткий человек, Нина. Ты должна понимать, я не могу спуститься. Они меня увидят, как я выхожу. И вхожу. Тем более, мимо швейцара. Я не хочу быть замеченным.
Нина Львовна. Я тоже не пойду.
Роман Петрович. Сволочи.
Нина Львовна (безразлично). Сволочи.
Роман Петрович. Нет, какие мерзавцы! Я придумывал спич.
Нина Львовна (весело). А я-то, дура, вымыла голову, как умная Маша.
Роман Петрович. Забыли!
Нина Львовна. А пошли они, знаешь, куда?
Роман Петрович. Знаю, знаю, Нинуль. Ведь не очень-то и хотелось по правде.
Нина Львовна. Вот именно.
Пауза.
(Обведя комнату взглядом.) Рома, ты меня любишь?
Роман Петрович. Так.
Нина Львовна. Я тебя спрашиваю: ты меня любишь?
Роман Петрович. Так. Я – внимание. Дальше.
Нина Львовна. Ты что, не можешь ответить по-человечески, любишь или не любишь?
Роман Петрович. Любишь. Любишь.
Нина Львовна. Любишь – это не любишь. Тебе не сказать «люблю»?
Роман Петрович. Люблю.
Нина Львовна. Столько лет живем, и ничего не понял.
Роман Петрович. Люблю, Нина.
Нина Львовна. Книжки почитай, «люблю, Нина».
Роман Петрович. А как же еще? Люблю, Нина. Как по-другому?
Нина Львовна. Давай шкаф передвинем. Он не на месте стоит.
Роман Петрович. Нинуля, я тебя очень сильно люблю, но мы передвигали недавно.
Нина Львовна. Давно. Надо все передвинуть.
Роман Петрович. Чтобы внизу услышали? Хочешь испортить им праздник?
Нина Львовна. Я вообще – передвинуть. Когда-нибудь. Завтра, послезавтра. Надо все передвинуть. Все не на месте. Все!
Роман Петрович. Синдром передвигания мебели. Есть такой.
Нина Львовна. Зато я не кричу во сне, как некоторые. И печка мне тоже не нравится.
Роман Петрович. Печку передвигать не будем.
Нина Львовна. Как я мечтала срыть ее! Сколько она занимает места! И пыль на ней скапливается. И не функциональна. И нет уже ни у кого, у нас только.
Роман Петрович. Вот именно, Нина. Только у нас.
Нина Львовна. Зачем она нам, зачем?
Роман Петрович. Нина, не наезжай на печку. Ты обещала. Мы все уже давно выяснили. И вообще… я вырос возле печки. Она старше меня в два раза. Если не в три.
Нина Львовна. В четыре! Он вырос у печки. Всегда можно свою лень замаскировать под сентиментальность. Знаю я твои сантименты. Другому