истории, как иногда случается с примерами наивысшего милосердия. Однако в военной Польше карали смертью даже за стакан воды, поданный страдающему от жажды еврею, поэтому от героизма Жабинских захватывает дух.
Чтобы рассказать их историю, я обращалась ко многим источникам, указанным в библиографии, но прежде всего к мемуарам («основанным на моем дневнике и разрозненных заметках») самой «жены смотрителя зоопарка», Антонины Жабинской, которые в полной мере передают очарование зоопарка; к ее автобиографическим книгам для детей, таким как «Жизнь в зоопарке»; к книгам и воспоминаниям Яна Жабинского; к интервью Антонины и Яна, которые они давали польским и еврейским (издававшимся на идише и иврите) газетам. Каждый раз, когда я пишу, что Антонина или Ян подумали, заинтересовались, почувствовали, я цитирую их собственные записи или интервью. Я также основывалась на семейных фотографиях (именно поэтому знаю, что Ян носил часы на запястье левой руки, а Антонина питала слабость к платьям в горошек); на беседах с их сыном Рышардом и разными людьми из Варшавского зоопарка, с варшавскими женщинами, современницами Антонины, которые тоже работали на польское подполье; на работах Лутца Гека; на экспонатах музеев, таких как впечатляющий Музей Варшавского восстания и красноречивый Музей холокоста в Вашингтоне; на архивах Государственного зоологического музея; на мемуарах и письмах, собранных подпольной группкой архивистов во время войны, которые прятали (в коробках и молочных бидонах) документы, ныне хранящиеся в Еврейском историческом институте Варшавы; на показаниях свидетелей, записанных для уникальной израильской программы «Праведники мира» и потрясающего проекта «Шоа»; на письмах, дневниках, проповедях, мемуарах, статьях и прочих письменных документах обитателей Варшавского гетто. Я узнала, как нацисты надеялись не только доминировать над нациями и идеологиями, но еще и изменить экосистемы мира, истребляя в некоторых странах исконные виды растений и животных (включая человека), и в то же время они делали все возможное, чтобы защитить другие виды животных и растений от вымирания и даже воскресить уничтоженные, такие как тур и зубр. Я внимательно изучала путеводители по животному и растительному миру Польши (и изучение природы Польши превратилось в непрерывную череду маленьких открытий); книги, посвященные традициям Польши, ее кухне и фольклору; книги, посвященные ученым нацистов, их лекарственным препаратам, оружию и прочему. Я с удовольствием читала о хасидизме, каббале и языческом мистицизме начала двадцатого столетия, об оккультных корнях нацизма и о столь прагматических вещах, как социальная и политическая история Польши и модные в ту эпоху абажуры для ламп.
Полученными знаниями я также обязана моей бесценной советнице по Польше Магде Дэй, которая прожила в Варшаве первые двадцать шесть лет своей жизни, и ее дочери Агате М. Окулич-Козариной. За время поездки в Польшу я получила массу впечатлений от Беловежской пущи и самого Варшавского зоопарка, где я бродила по старой вилле и гуляла по соседним улицам, повторяя маршруты Антонины. Я особенно признательна доктору Мацею Рембишевскому, нынешнему директору Варшавского зоопарка, и его жене Эве Забониковской, щедро тратившим на меня свое время и вдохновение, а также всему персоналу зоопарка за их эрудицию, изобретательность и гостеприимство. Мои благодарности Элизабет Батлер за ее неутомимую и всегда воодушевляющую поддержку и профессору Роберту Ян ван Пелту за его деликатную критику.
Я пришла к этой книге, как и ко всем остальным своим книгам, очень личным путем. Мои дедушка и бабушка по материнской линии родом из Польши. Я постоянно слышала подробные рассказы о повседневной жизни Польши от деда, который вырос в Летне, пригороде Пшемысля, откуда уехал перед Второй мировой войной, и от матери, чьи родственники и друзья скрывались по всевозможным убежищам и лагерям. Мой дед, живший на небольшой ферме, пересказывал мне разные легенды, которые переходили из поколения в поколение.
В одной из таких баек говорилось о городке с небольшим цирком, и в этом цирке неожиданно умер лев. Директор цирка предложил притвориться львом одному бедному еврею, и еврей согласился, потому что ему очень нужны были деньги. Директор сказал: «Тебе всего-то придется носить львиную шкуру и сидеть в клетке, и люди будут верить, что ты настоящий лев». Еврей надел шкуру, бормоча себе под нос: «Это самая странная работа в моей жизни», – но тут его размышления прервал какой-то шорох. Он обернулся и увидел, как в клетку входит еще один лев, пристально глядя на него голодным взглядом. Еврей задрожал, перетрусив, не зная, как спастись, и он сделал единственное, что пришло ему в голову, – принялся громогласно возносить иудейскую молитву. Не успел он выкрикнуть в отчаянии первые слова: «Шма, Исраэль» («Слушай, Израиль»), как второй лев подхватил «адонай элохейну» («Господь один»), после чего оба лжельва вместе закончили молитву. Я и представить себе не могла, насколько эта легенда отражает подлинную историю.
Глава первая
В одном из приречных районов Варшавы свет утреннего солнца скользил по стволам цветущих лип и осторожно перемещался по белым стенам виллы, выстроенной в духе тридцатых годов (штукатурка и стекло), где в кровати из белой березы – из такой древесины делают каноэ, медицинские