тавалось. И скулить тоже.
Сознание ещё не совсем покинуло несчастную, инстинктивно прижавшую грязные руки к животу, чтобы как-то заткнуть прореху, и остались крохи сил свернуться в клубок в в безуспешной попытке согреться.
Последнее, что она услышала, был недоумевающий мужской голос:
– Это девушка! Я думал, какая-то псина ползает и скулит. Помогите! Скорее вызывайте «скорую»!
Раненую в отключке загрузили на каталку, отвезли в ближайшую больницу, положившись на судьбу и медиков.
– Ну и вонь! Откуда вы её вытянули? Тётя Наташа пусть сначала отмоет, после взгляну, – брезгливо окинув взглядом поступившую, заявила дежурный доктор.
Медицинская сестра, низкорослая пожилая дама с удивительно красивым лицом, вышла в длинный коридор и позвала неожиданно зычным голосом:
– Наталья Герасимовна, в смотровую!
Пациенты и посетители притихли. Из противоположного конца коридора донеслось:
– Я в одиннадцатой палате, вымою – подойду.
Сестра милосердия тихо забормотала себе под нос и возвратилась к столу. Сморщилась, осматривая девушку. На кафельный пол смотровой натекла лужа грязной воды вперемешку с кровью, руки, заляпанные глиной, безжизненно свисали с каталки, лицо, также испачканное, было бледным, губы были синими. Женщина осуждающе покосилась на докторшу – постоянно та привередничает – затем привычно принялась за дело. Ножницами ловко вырезала кусок одежды, протерла открытое место вокруг раны, приложила чистый марлевый тампон и обернулась к доктору.
– Анна Сергеевна, посмотрите, я обработала.
– Немедленно вызывайте анестезиолога и готовьте к операции, – доктор потрогала края ранения и сняла перчатки.
Подобранная на дороге девушка пришла в сознание на четвертые сутки после продолжительной операции.
Глаза разъезжались, она никак не могла их сфокусировать. Вздохнуть не удавалось, было трудно, очень хотелось пить и в туалет. Она безуспешно попыталась встать, что-то запищало, и над ней показалось лицо мужчины.
– Очнулась? Замечательно! Сейчас выну у тебя трубку, и будешь свободно дышать. На счет три резко выдохни. Поняла?
Она совершенно не уяснила, для чего это нужно, однако, когда с ней говорят подобным непререкаемым тоном, как правило, предпочитала подчиняться.
Доктор произнес: – Три! – И словно выдрал у неё гортань.
Дышать стало на самом деле легче.
– Спасибо, – прошептала барышня.
– Не за что, – мужчина исчез неизвестно куда.
Больная заерзала.
Теперь над ней возникло миловидное лицо молодой женщины в медицинской шапочке:
– Что тут у нас? Отчего не спим? – специальным (у сестричек такие голоса специальные, вроде как сочувствующие, но так же и равнодушные) голосом справилась сестричка, не глядя в глаза пациентке.
– Пить, туалет, – прохрипела больная.
– Пить не положено, губы намочу, а «утку» сейчас подам.
В тот момент пациентка пока что не ведала и не догадывалась, что её ожидает. К концу третьих или четвёртых суток, когда ей разрешили вставать, такое понятие, как стыдливость совершенно сгинуло из сознания. Девушке неизбежно пришлось примириться с «утками» и собственной беспомощностью.
Стало легче, когда её перевели в послеоперационную палату, там девушка начала учиться заново, управлять своим телом.
Санитарка тётя Ната энергично протирала пол. Ударяла шваброй по ножкам койки, зачем-то передвигала, а для пациентки всё, что происходило с больничной кроватью, отдавалось глухой болью.
– Ну, девка, крупно повезло тебе! Вычистили рану и зашили, сперва баяли, что не жилица, столько грязи подцепила, теперь выздоровеешь. Я точно говорю, если больше пяти дней болящий лежит в реанимации, наверняка может скончаться. Подниматься пора. Прохаживаться. Тапки где? А халат? Как одна по коридору разгуливать станешь? Имя какое?
– Вера.
– А как брюхо-то пропорола? – санитарка оперлась на ручку швабры и с пристрастием рассматривала девушку.
– Не помню.
– Ещё и память потеряла, убогая? И откуда вы появляетесь? Как одинёхонька расхаживаться пойдёшь? – тётя Ната покачала головой и вновь занялась приборкой, что-то продолжая бормотать себе под нос.
Вера самостоятельно села, голова закружилась, и показалось, что слегка закачало. Пациентке прекратили колоть снотворное и, ранение стало беспокоить сильнее, но обезболивающее она выпрашивать стыдилась. Девушка медленно поднялась, придерживаясь за спинку койки, и постояла так, тяжело дыша.
Доктор сообщал, что необходимо понемножку начинать гулять. Вере было боязно. Сейчас сделает шаг, растянется на полу, шов на животе разъедется и снова польётся кровь из раны.
Постепенно ноги перестали трястись, в голове убавился гул, и она совершила первый незначительный шажок, затем другой. Удалось не свалиться. Повеселев, больная более твёрдо