На заставе. Владимир Николаевич Москвин

ательской системе Ridero

      Солдат спускался с крутой каменистой горы: порой – съезжая на ногах по гравию, порой – привычно обходя валуны и перепрыгивая с камня на камень. Одетый не по уставу в поношенную парадную рубашку с обрезанными рукавами, давно не стриженный, в серых от пыли ботинках. За плечами его болтался пустой вещмешок.

      Военнослужащий, попадись он в таком виде на территории полка обладателю больших звёзд, рисковал бы получить добрую порцию матюгов, а после, со стопроцентной вероятностью, уехать на гарнизонную гауптвахту.

      Но, дорога – не полк, застава – не плац. Отсутствие на постах электричества и канализации, а иже с ними – телевизоров, унитазов, душей – компенсировалось лояльным отношением офицеров к рядовому составу.

      Спуск закончился, солдатик очутился на дороге. Бетонированная лента крутым виражом огибала гору, с которой он только что спустился. Солнце ещё не прогнало утреннюю тень. Нависшие с противоположной стороны дороги, скалистые пики закрывали полнеба.

      Воин держался настороже. Он передёрнул затвор автомата, загнав патрон в патронник, и поставил оружие на предохранитель. Выудил из нагрудного кармана рубашки спрессованную дешёвую сигарету, тщательно размял её, закурил. Горелую спичку привычно втёр в рассохшуюся землю. Присел на гигантский камень, опасливо озираясь по сторонам.

      Ага, вроде шумит машина! По звуку, афганская барбухайка. Как раз, то – что надо.

      На всякий случай, солдат спрятался за валун, на котором только что сидел. Меньше всего он хотел сейчас нарваться на кого-либо из офицеров. Объясняйся потом, доказывай, что ты не верблюд.

      Сначала на горизонте показался чёрный дым. Натужно одолевая подъём, старенький грузовичок медленно полз по горному серпантину. Машина, разрисованная цветами и арабскими узорными надписями, приближалась к валуну.

      Воин выскочил из своей засады и принялся махать автоматом. Барбухайка1 остановилась, со скрипом распахнулась пассажирская дверца.

      – Чи2, бача3?

      Небритый усатый мужчина белозубо улыбался, излучая дружелюбие. Казалось, афганца нисколько не смутило внезапное появление шурави4.

      Далее белозубого приветственно тряс седой бородой морщинистый старик. А, из глубины кабины, с любопытством взирал на советского «аскяра» водитель в чалме. Весёлая компания – вон, как все дружно скалятся!

      – Салом5, бачи…, мне доехать надо…. Як6, ду7… километр – туда! Там танк…, бух-бух, фамеди?

      Бачи понимающе закивали. Отличающиеся живым умом, афганцы быстро находили общий язык с шурави-русскими.

      – Только, это… на посту командор. Фамеди8? Надо незаметно. Вот тут, между вами сяду. Хоп9?

      – Хоп, хоп! – засмеялся весело, освобождая место нежданному попутчику, белозубый усач.

      – Ага, ты закрой меня. Хорошо, хоп. Поехали!

      Бачи потеснились, принимая в свою компанию солдата-шурави. Барбухайка тронулась с места и покатила дальше.

      Он заметил взводного, едва машина вывернула из-за горы. Молодой казах-лейтенант неспешно выхаживал вдоль дороги, заложив руки за спину. Рядом пилили здоровущее бревно два солдата. Утренний моцион, блин! Кажется, попал…. Нарушитель дисциплины вдавился в спинку сиденья и нагнул голову.

      Усатый всё правильно понял: он скинул с плеч клетчатый дисмаль10 накинул его на голову шурави. Ни дать, ни взять – ханум11 сидит под паранджой! Летёха лишь равнодушно скользнул взглядом по пассажирам грузовика. Пронесло!

      Парень, с платком на голове и в окружении незнакомцев, вдруг почувствовал себя крайне неуютно. Он поспешил скинуть с глаз накидку, благо застава осталась позади. Правая рука его крепко сжимала автомат, палец лежал на спусковом крючке. Только, это всё – лишь для самоуспокоения. Если что… пока с предохранителя снимаешь… не успеть.

      Афганцы, по-прежнему, теперь уже успокаивающе, улыбались. Машина неспешно тряслась на ухабах. Между тем, отвесные скалы слегка расступились. Всё вокруг залил яркий солнечный свет. Ага, вот и танк впереди на дороге показался.