ровна Иванова, 2017
© Наталия Александровна Иванова, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-2933-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Одиночество
То печать одиночества
Надо мной неотступно,
То всей жизни беспочвенность
Ощущаю подспудно.
Все чужое и душное,
Одинокое, мрачное,
Все ко мне равнодушное,
Для меня – равнозначное.
Одиночество – точное,
И, увы, многогранное,
И в душе многоточия
Одиночества странного.
И в каком измерении
Измеряют безмерное,
Это чувство бессильное,
Это чувство бессменное.
Измеряется ль верностью,
Постоянством и точностью,
Дать бы определение,
Исцелить невозможностью,
И поставить в сомнение
Даже существование,
Отменить все затейное,
Или скрыть постоянное…
Все оставить, как есть,
Даже ведь в многоточии
Что-то можно прочесть,
И увидеть воочию.
Междумирье в трамвайной остановке
Однажды мы брели через луга,
Но показалось, что мира мало,
И тотчас нас настигнула пурга,
Не испугала, но растерзала.
И та пурга, разъединивши нас,
Так разбросала по белу свету,
Что сколь не рыщет мой звериный глаз,
Тебя все нету, тебя все нету.
И вот представь, случился же пустяк,
Да, на веревке – как на веревке,
Наткнулся через вечность на тебя,
В расщелине трамвайной остановки.
А мне уже почти что наплевать,
Когда усталость, что значит жалость?
И я без смысла начал напевать,
На смысл слов давно уж не осталось.
А где-то в междумирье между стен
Мой маятник сломался – не стыковка.
И в цепи бессистемности измен
Звеном распалась эта остановка.
Я расходился уличным дождем,
Я разбегался, даже плыл по лужам,
И был бы проткнут чьим-нибудь зонтом,
Не будь себе я в этот миг не нужен.
И спас опять единственную жизнь,
Которой, в общем, и не выбирают,
Затем прошелся лезвием по лжи,
Как хлеб кромсают, как хлеб кромсают.
Затем глотал ее беззубым ртом,
И задыхался, но не сдавался,
И перевязанный чужим бинтом,
От механических не-рифм я разрывался.
Жертва
Живи, закручивай банки с вареньем,
Не думай о том, чего не случилось.
Забудь о стуке сердца оленьего,
Забудь обо всем, сделай милость.
Несколько нищих стояли под окнами,
Патлами скорбно трясли на ветру,
Ветер их бил разбитыми стеклами,
Они развеивались к утру.
Не нужно бродить по асфальту битому,
Осенью, целые дни напролет,
Всему, что в тебе еще не убито,
Еще настанет черед.
Терзай же тогда истеричными пальцами
Нитки каменных бус.
Мраморных плит череда примерещится,
Легче станет нести свой груз.
Холодые улицы, ставшие домом,
Растворяются в перекрестках судеб,
Помнишь, наверно, каким же хлестким
Ты был когда-то, как ветки верб.
Кровью, кровью из сердца оленьего,
Чашу наполни-ка в ноябре.
Как бы не оправдали тебя, виновного,
С чашей на алтаре.
Вспомни, вспомни звезды зажженные
Песней в мертвую ночь.
Пой же, пой песню Несотворенного.
Не можешь? Что же. Баюкай дочь.
Садовник
Посвящается Sator
Скройся от крови бешеных листьев,
Скройся от серой, сырой полумглы,
Боль от тебя уже не зависит —
Меч появился из-под воды.
Бойся