оторые будут терзать нас в будущем. Говорят, что без учета ошибок прошлого невозможно грамотное бытие в настоящем. Говорят, что суть времени такова, что без прошлого никогда не наступит будущее. И мы на своем собственном опыте убедились в наличии этой связи.
Прошлым Земли, тогда еще совсем недавно рожденной в результате Большого Взрыва и сопутствующих ему событий и катаклизмов, был единый континент. Пангея. Величественная твердь планеты, омываемая со всех четырех сторон на первый взгляд бескрайним, но все-таки имеющим четкие границы и очертания, океаном. Но ничто в этом мире не может быть вечным – это противоречило бы самой сути природы как таковой. Не вечной была и земная твердь, расколовшаяся в результате естественных тектонических процессов на две большие части – Лавразию и Гондвану. Прошло много миллионов лет до того момента, как мир принял те очертания, которые он имеет сейчас, в настоящее время.
Таким было наше прошлое, то, которое никогда не озаботило бы человечество в виду своей… ненужности, быть может? Право, кому будет интересно думать о неведомых тектонических процессах, происходивших миллионы, а то и миллиарды лет назад на планете, кроме ученых, которые занимаются изучением этих неведомых явлений, придумывая своим наукам все новые и новые названия? Обыватели живут настоящим и смотрят порой с надеждой в будущее, совсем не вспоминая о далеком и незыблемом прошлом.
Мы бы тоже о нем не вспомнили… если бы оно не стало нашим будущим.
Это произошло вскоре после случившейся на Земле Глобальной Катастрофы. Так было принято называть катаклизм, навсегда изменивший жизнь существ, населяющих поражающую своей красотой и живописностью планету. Катаклизм, причиной которого явилось столкновение планеты с гигантским метеоритом, словно нарочно направленного в сторону цитадели человеческой расы из некой космической рогатки. О приближении конца не знал практически никто – о возможной катастрофе молчали и древние писания, и предсказатели, и маститые ученые, которые привыкли, видимо, лишь предсказывать ясную и солнечную погоду на завтрашний день, совсем забывая о том, что завтра может попросту не настать.
Случившееся навсегда изменило привычный нам мир. Некогда единое государство разбилось на колонии выживших и пытающихся выжить в том аду, которым стала некогда цветущая планета. Несмотря на то, что условия существования здесь были все еще пригодны для жизни, человечество искало все новые и новые способы и пути, направленные на совершенствование своей расы. Хотело стать сильнее в страхе перед завтрашним днем. Перед неведомым и страшным. Перед будущим, которое может оказаться слишком удивительным и слишком… смертоносным.
Почему несколько отдельных материков планеты Земля вновь стали едины, образовав новую Пангею, новые Лавразию и Гондвану, соединенные между собой маленьким перешейком, смахивающим по своим очертаниям на остров Японии, государства, которое стало частью общего около сотни лет назад? Почему планета вновь стала такой, какой она была миллионы лет назад, бросая человечеству, хоть и научившемуся продлять свою жизнь, но все равно смертному даже в обычных, совсем не критических условиях, вызов? Почему время повернулось вспять, забросив свое единственное разумное детище в этом кусочке Галактики в свое же прошлое, искусно перемешав его с будущим и получив временной коктейль? Ответы на эти вопросы нам еще предстоит найти.
Меня зовут Арч Штейн. И я – один из тех, кто знал о надвигающейся катастрофе и ее причинах. Один из тех, кто хочет бороться за дальнейшую жизнь человечества. Тот, с кого и началась эта история…
1
Время довольно часто бывает похожим на кисель – такое же вязкое, такое же противное и тянущееся – и такое же субъективно осмысляемое, как и пример с киселем. Как этот напиток может нравиться одним людям, но не нравиться другим, так и слишком медленное передвижение секундной стрелки часов по циферблату одних может свести с ума своей нудностью и неспешностью, а для других быть показателем размеренности настоящего отрезка дня, провоцирующим расслабление и умиротворение. Очень уж запутанная и непонятная это штука – время, и ткань его, к сожалению, несмотря на свою незыблемость и даже некую вязкость, может оказаться довольно хрупкой субстанцией, иногда дозволяя вмешательство в нее извне.
Подобную отличительную особенность этой своенравной незримой субстанции Ньют не особо любил. Несмотря на то, что его способность ощущать окружающий мир была несколько иной, нежели у других людей, в остальном он ничем особенным от человеческих существ не отличался. И его, как и любого более-менее активного (несмотря на имеющуюся любовь к одиночеству, работа обязывала быть активным) молодого человека двадцати лет, тянущееся время просто-напросто выводило из себя. Складывалось ощущение, что оно вытягивает из него все имеющиеся этим утром силы, оставляя его перед грядущей тренировкой подобием безвольной амебы, но никак не бойца.
Сейчас он лежал на кровати в своей личной комнате и смотрел в потолок. Время было слишком поздним, чтобы спать, – а это, в свою очередь, тоже являлось для Ньюта довольно странным состоянием, ибо заснуть он всегда не мог