черными лохматыми волосами и задумчивыми грустными глазами, а дальше – Бандусар, рыжеватый, широкоплечий человек с вывороченными ноздрями широкого носа и раздвоенной губой.
В бунгало медленно и важно пробили часы. Пять… В тот же момент стеклянная дверь распахнулась, и на веранду вышли два полицейских-туземца в френче, форменной фуражке, шароварах и туфлях на босу ногу. Полицейские стали по обе стороны двери, вытянув руки по швам. Джемс любил торжественность!
Джемс был сыном земиндара (туземного помещика) и занимал должность младшего коллектора, совмещающего в своем лице и сборщика податей, и судью, и начальника полиции, и другие обязанности. Женат он был на метиске – дочери индуски и чиновника-англичанина. В сущности говоря, Джемс не был даже Джемсом, у него имелось туземное имя, но он поставил целью своей жизни походить во всем на англичанина и потому присвоил себе английскую фамилию.
Едва двери дома открылись, райоты поднялись и замерли в напряженном ожидании. Мистер Джемс явился – свежий, чисто выбритый. Своим темно-карим глазам он старался придать суровое, неумолимое выражение. Одет он был в легкий фланелевый костюм. В руке держал дымящуюся сигару. На минуту он остановился в дверях, сощурил презрительно глаза, – совсем как мистер Кент, старший коллектор, – и решительными шагами прошел к столу, стоявшему у барьера. Следом за Джемсом просеменил черный, как жук, мальчик-туземец. Он положил на стол две большие толстые книги.
Джемс раскрыл толстую книгу, на которую индусы смотрели почти с суеверным ужасом.
– Кто первый? – спросил он.
Ашока подошел к барьеру веранды (всходить на веранду туземцам было строжайше запрещено) и назвал себя.
– Ашока?.. Гм… Ашока… – бормотал Джемс, перелистывая книгу. – Так… С тебя еще не получен налог за прошлый год.
– Но в прошлом году был неурожай, – ответил Ашока дрожащим от волнения голосом.
– Поэтому тебе и дана была отсрочка. Срок прошел, и за тобой уже накопилась пеня.
– Но ведь в этом году тоже, можно сказать, неурожай.
– Об этом годе будет особый разговор. Ты не уплатил налог и за этот, и за прошлый год – и сегодня же твое имущество будет описано.
– Прошу вас, подождите, пока я сниму урожай, – Ашока низко поклонился.
– Следующий! – резко крикнул Джемс.
Ашока повел острыми плечами, как будто ему стало холодно.
– Дома ни одного коури! Подождите хоть до завтра!
– Завтра? Это последний срок.
Ашока низко поклонился, повернулся и, чтобы соблюсти приличие, медленно пошел по дорожке. Но по мере того, как он удалялся от бунгало, шаги его ускорялись. Длинные ноги старика, почти не сгибавшиеся в коленях, двигались, как ходули. Когда же он вышел на шоссе, то вдруг побежал так быстро, словно за ним гнались все дикие звери джунглей.
А перед верандой Джемса стоял уже новый проситель. Джемс очень быстро разбирал дела. Мольбы на него не действовали. Он давал отсрочку только на одни сутки, да и то лишь потому, что в этот день ему было лень заниматься описью имущества.
Все просители поступали так же, как и Ашока: получив отсрочку на один день, отходили от веранды и бежали следом за стариком.
Через час площадка опустела.
В одиночестве поработав на веранде еще с полчаса, Джемс отправился в деревню. Полицейский следовал за ним по пятам.
На полях шли работы. Завидев Джемса, райоты поворачивались к нему лицом и низко кланялись. Они не принимались за работу, пока он не проходил мимо.
Но когда Джемс вошел в деревню и твердым начальственным шагом направился вдоль жалких, слепленных из грязи и крытых соломой хижин, эти звуки начали замирать, как меркнут краски с наступлением темноты. Взрослые, завидев издали его фигуру, старались незаметно скрыться или, отвешивая поясные поклоны, сворачивали с пути.
Джемс сметал всех со своего пути, как ветер сметает сухие листья. Знакомое сладостное чувство власти хмелило. Он казался себе иным, высшим существом. За ним стояла вся мощь Британской империи.
II. Скачки с препятствиями
Ашока бежал по шоссе со скоростью зайца. Свернув с шоссе, старик побежал межою по косогору, спускавшемуся к небольшой, почти пересохшей речке. Следом за Ашокой, приподняв руки и подпрыгивая, бежал Нанде, а за ним грузно топотал угрюмый Бандусар, дальше трусил охавший старик, еще дальше молодой индус, скаливший ослепительнобелые зубы. Несмотря на зной, пыль и раздражение, эти люди пытались еще шутить.
– Смотри, как выбрасывает свои длинные ноги Ашока! Совсем как верблюд на Пенджабской дороге! – крикнул молодой индус, ни к кому не обращаясь.
И чей-то голос ответил за его спиной:
– Навострился! Каждый год так-то бегает к Назир-хану. Многолетняя практика.
А Ашока уже домчался до речки и, разбрызгивая воду, побежал по каменистому дну. Остановиться бы на мгновение, зачерпнуть в пригоршню воды и освежить пересохший рот. Но нет, нельзя. Обгонят… И Ашока, стиснув зубы, первым