ница. А Инна, та вообще студентка». Стоя на лестничной площадке в ожидании лифта, он вдруг вспомнил те времена, как они, его девчонки, были маленькими, такими смешными, забавными. Сколько же воды утекло с той поры, когда по утрам, подымая с кровати младшую дочь в детский сад, они с женой уговаривали ее: «Машенька, просыпайся, открывай глазки, нужно собираться», на что девочка, безуспешно боровшаяся со сном, с детской непосредственностью, даже с каким-то отчаянием, слышавшимся в ее голосе, отвечала: «Да что вы у меня просите, вы у глазов просите!». Нелегко было тогда. Детей в садик и школу провести, самим по работам разбежаться – времени катастрофически не хватало. Сейчас, пожалуй, полегче. И все-таки это были прекрасные времена! Прекрасные хотя бы потому, что они были намного моложе.
Кобзарь представил, как сейчас в квартире начнется маленький семейный Армагеддон. Подымется вся его женская гвардия: жена, дочери. Квартира наполнится жужжанием воды в ванной, шуршанием полотенец, шлепаньем босых ног по коридору, гудением чайника, звоном тарелок, чашек, ложек. Кто-то, на ходу откусив кусок бутерброда, будет приводить в порядок прическу, стоя у зеркала; кто-то отхлебывать чай и одновременно, в который раз, пробегать глазами параграф в учебнике; кто-то просить послушать стихотворение, на запоминание которого вчера ушел целый вечер. Прекрасный, можно сказать, просто великолепный Армагеддон!
Кобзарю редко приходится подыматься утром вместе с семьей и, само собой, наблюдать подобную семейную картину. Разве что иногда, по выходным. Так в выходные никто и никуда не спешит, не вскакивает с постели, не бежит на кухню готовить завтрак. Все протекает спокойно, размеренно. В такие дни, наоборот, возникает желание вылежаться, понежиться.
Бывает еще возможность, конечно. Скажем так, малоприятная. Это когда болячки прихватывают, и приходится уйти на «больничный». Так случалось подобное нечасто за всю его милицейскую карьеру, и, как правило, отпущенные на лечение дни он дома не досиживал. Чуть отпустит – уже на службе.
Нет, никакой он не карьерист. И перед начальством не выслуживается. Карьеру строить нужно было лет эдак двадцать назад. Ту, когда по должностной лестнице – шаг за шагом, шаг за шагом. У Кобзаря карьера другая – уважение. Тоже шаг за шагом, день за днем, год за годом. Уважение родных, друзей, коллег. Начальства, конечно же. Такая вот карьера. И для него она значит намного больше. Потому и при любом недомогании, чуть легче стало, старается поскорее присоединиться к ребятам. Им там в его отсутствие несладко приходится. Работы хватает. Да и, сказать по правде, совесть не позволяет в квартире сидеть при каком-нибудь примитивном насморке. Это так, образно, говоря.
А по большому счету, последние два десятилетия жизнь состоит, в основном, из будней. А будни, в свою очередь, выработали привычку: много лет подряд из дому Кобзарь выходит в начале восьмого, когда все его женщины еще досматривают последние сны и находятся в благостном состоянии пробуждения. Нет, конечно, можно было бы выходить, скажем, на полчаса позже, это абсолютно никак не отражалось бы на его появлении в рабочем кабинете. Но недаром же говорится: привычка – вторая натура. Это во-первых. А во-вторых, такая уж у него работа, что, даже если и хотел бы, никак не получается приходить и уходить вовремя. С утра еще так-сяк, а вот вечером… Да что там вечером. Бывает, что и среди ночи домой возвращаешься, пройдя по пустынным улицам около трех километров, разделяющих дом, в котором он живет, и районный отдел внутренних дел, в котором работает. Одним словом, ненормированный рабочий день.
Алексей Иванович Кобзарь – эксперт-криминалист1. Причем был и остается им, сколько помнит себя в милиции. Но это если только в милиции. А если брать, что называется, от самых-самых младых ногтей, то, конечно, прав начальник райотдела, экспертом Кобзарь родился. Он тот самый случай, когда хобби и профессия у человека совпали на все сто процентов, что, согласитесь, бывает не так уж и часто. И такое явное совпадение, естественно, наложило на Алексея Ивановича свой отпечаток: за все более чем двадцать лет службы у него практически и дня не было, когда бы мог он спокойно сесть, расслабиться, по-ковбойски закинув ноги на стол, и совершенно не думать о работе. Пробовал – не получалось.
А как не думать? Как о ней не думать, если чуть ли не каждый день в городе хоть что-то да случается, когда времени на исследования и экспертизы катастрофически не хватает, когда, кроме всего прочего, раз в три дня (это в лучшем случае) нужно отдежурить сутки в следственно-оперативной группе. И хорошо еще, если повезет, и ничего не произойдет. Тогда вместо выездов на осмотры мест происшествий сможешь поработать в лаборатории, закончить экспертизы, фототаблицы, оформить их как следует. Ну а если не повезет, тогда руки в ноги – и на выезд.
И все-таки Алексей Иванович никогда на судьбу не жаловался. Профессию он выбирал сам, экспертом стал, можно сказать, по призванию, по собственному желанию. И может честно себе признаться, что ни разу в жизни об этом не пожалел. Он часто вспоминал поразившие его когда-то простые и вместе с тем очень мудрые слова Конфуция: «Есть простую пищу и пить воду, спать на локте – в этом тоже заключается радость!». Разве это неверно? Ну не может работа – если это настоящая, любимая работа – быть гладкой, спокойной, размеренной.