глянцевое полотно плаща хлопнуло, накрыло заднюю часть бронтеры, ноги плавно распрямляются.
Впереди забилась в подножие плиты уменьшенная копия хищницы.
Детеныш.
Он рычит, но сквозь злобу слышны подвывания, страх то швыряет комочек пластин к матери, то вжимает обратно под тень убежища.
Раненый зверь скребет когтями передних лап, пытается грести к чаду, но бронебойный заряд раскрошил панцирь на спине, перебил позвоночник, могучий хищник теперь как тряпка, тяжелая, будто промочена ртутью.
Пути назад нет, рана с жизнью не совместимая.
Колено стало холодным, коснувшись пола. Ножны покинул охотничий нож, смыш у меня на плече спрыгнул на череп бронтеры.
Борис, мой маленький друг, шлет ей в голову обезболивающие образы. Конечно, не может взять под полный контроль, все-таки лорд смышей, а не бронтер, но внести в мозг помехи, способные повлиять…
Бронтера дергаться перестала, вой стих. Мой разум включен в ментальный союз с Борисом, вижу, как смыш успокаивает бронтеру картинами из ее памяти, где та еще малютка, греется под боком у мамы, безграничная защищенность, уют…
Не желая терять момент, вставляю острие ножа между пластинами на шее.
– Прости, милая…
Клинок резко вошел по самую рукоять, стальной клюв блеснул с другой стороны красным. Бронтера чуть дернулась – и обмякла.
Детеныш забился в темноту, тихо и вопросительно поскуливает в попытках услышать что-то от матери. Но та не ответит.
Нож хлюпнул, покинув плоть, и злость дернула мой взгляд влево.
Все из-за этого малолетнего придурка, чтоб его Арх!..
Грязный мальчишка лет четырнадцати, волосы клочьями, одежда потрепана, забился в неглубокую трещину в стене, перепуган до смерти. На щеке пленка слез подкрашена кровью из трех параллельных царапин, их оставил детеныш, которого мать учила охотиться.
Я распрямился, смыш телепортировался на плечо. Нож в чехол, к мальчишке повели тяжелые, как ведра с гвоздями, шаги.
Выход из его тесного укрытия я преградил, окаменев в грозной позе, как статуя тирана.
Мальчишку трясет, выкарабкивается из трещины, спина неуверенно разгибается.
– Спасибо…
Моя кисть тыльной стороной наотмашь залепила пощечину. Паренек вскрикнул, его отшатнуло назад в разлом.
– Щенок! – процедил я.
Парень держится за обожженную щеку.
– З-з-за что?
– Какого Арха ты не в городе?!
– Я п-просто… х-хотел…
– Смерти!
Знаю, слишком жесток, но эмоции через край. Зверь не виноват, повиновался инстинктам, а инстинкт велел матери искать пищу для детеныша. Неудивительно, что хищница прижала паренька к плитам и велела котенку атаковать, чтобы тот учился драться и добывать еду.
Нет, я бы понял, если бы мальчишка появился в Руинах как новичок, из ниоткуда: вина не его. Но когда без всякого опыта, по нему видно, выходит за стены города один, рассчитывая, что ножик и полупустой револьвер спасут от всех бед…
– Кто тебя только выпустил, – прорычал я тихо.
– Й-йа сам…
Взглядом вдавливаю мальчишку в пол.
– Обхитрить городскую стражу и выбраться за стены мозгов хватило, а понять простую даже для дауна мысль, что в Руинах убьют на первом повороте…
– П-п-простите… Я б-больше не…
Я замахнулся, парень тут же притих, голова вжалась в плечи. Моя рука медленно опускается.
– Чему только родители учат…
Парень шмыгнул носом, проглотил комок, рукав скользнул по лицу.
– Ничему. Отец из города не выпускает, даже под охраной. Говорит, в Руинах не выжить. Я просил, научи, а он только отмахивается, некогда. И не нужно, стены, говорит, защитят лучше, чем я сам…
Какое-то время молчу.
– Ладно, пошли. Доведу в город.
Повел парня за собой. Ему повезло, что не успел уйти далеко. И дважды повезло, что в момент нападения бронтеры мимо проходил я.
Можно не опасаться, что переменчивые Руины заведут не туда. Эти коридоры помню. Мы в зоне вокруг города, здесь Руины меняют архитектуру редко. Такая закономерность: чем ближе к населенным пунктам, тем реальность более устойчива.
Иду спокойно. Стационарных монстров, вроде убьежей и корижоров, нет, жители города давно зачистили окрестности.
Мы вышли к Колыбели.
Видел ее не раз, но все равно впечатляет. Гигантская каменная коробка, подвешенная цепями к потолку. Висит над пропастью, дна у которой нет. Растянутый на километр каменный рот бездны позволяет опускать с коробки подъемные мосты на два противолежащих берега. Сейчас мосты подняты.
В этом подвешенном состоянии Колыбель и впрямь похожа на люльку. Особенно когда гуляют сильные ветра: коробка покачивается, как маятник часов.
А пропасть под