ьной издательской системе Ridero
Глава 1. Гимнастка
Здесь всегда так: душно, пыльно и много людей. Мы не актеры, у нас нет отдельных гримерок, отдельных комнат и букетов желтых тюльпанов в персональных вазах.
У нас повсюду крики, рыки и ржание лошадей. Но мне тут нравится, я не видела другой жизни.
Меня зовут Лина, приятно познакомиться. В нашем цирке меня знают все, мой отец – его директор. Ничем более я не особенная. Разве только что выгляжу причудливо при своих светлых волосах и черных бровях. Ах да, еще у меня постоянно сухие и обветренные губы – чудное пристанище для лихорадки, ледяные руки и детский голос. Также я умею рисовать города на теле.
Ночью, когда мне становится грустно, я часто рисую у себя на запястье или на колене дворцы и сады, жаль, что бесцветные. Пожалуй, это все, что я могу о себе сказать. Потрясающая характеристика, скажете вы? Но что поделать, мне всего семнадцать лет и со мной никогда ничего не случалось. Если, конечно, не считать того великолепного падения с высоты, когда я ударилась головой о землю. Палаточный брезент, скажу я вам, меня не спас. Получите – распишитесь, теперь я – косоглазый уродец, правого ока которого «нет на месте» каждый раз, как я задумаюсь.
Да, я воздушная гимнастка. Уже четыре года как. До этого я только лишь подавала воду дрессировщикам, по четвергам кормила львов и тренировалась, тренировалась, тренировалась…
Как говорил кто-то умный (то есть, это мог быть любой, кроме меня): «если долго мучиться – что-нибудь получится». Я мучилась, впрочем, не могу назвать это мукой, довольно долго, и, поэтому, сейчас моя главная задача: не свалиться с качелей, когда паришь почти под куполом цирка, и держать баланс, когда ходишь по канату. Это незабываемое чувство. Каждый раз как в первый: сердце стучит так громко, что кажется, его биение слышат почти все; зрители сидят с открытыми ртами, и я почти ощущаю, как пальцы моего папочки впиваются ему в кожу. Он боится за меня даже больше, чем я сама.
В общем, если балансировать на канате у меня получается, то с душевным равновесием мы часто не находим общего языка.
Все мои парни (а их было целых трое!) говорили, что я витаю в заоблачных высотах и хочу от них чего-то совершенно невыполнимого. А это все неправда, неправда все это! Я просто хочу попасть в ту страну, которую нарисовала вчера ночью на правом плече.
Они говорят, я – «капризный ребенок», но я им не верю. Я верю только своему папе, а он говорит, что я – прелесть.
Все эти парни достались мне от Сюзи, рядом с которой я выгляжу абсолютно бесцветной, бесполезной и пустой. Но я люблю ее.
Сюзи, она же Сюзан, – моя соседка по спальне. Она потрясающа и сводит меня с ума. Впрочем, не только меня. За ней бегают все парни нашего далеко не маленького цирка, парочку она с барской щедростью подарила одинокой мне. Но это было все не то, это все было пресно и пошло, настолько не так, как мне хотелось, что слезы наполняли мои светло-карие, глупо-детские глаза каждый раз, как они ко мне прикасались. После этого я и стала «капризным ребенком», «глупой девчонкой», «недо-ассоль» и даже «уронившей мозги».
А Сюзи… Она – богиня. Носит пышное каре, хитро щурит глаза и облизывает острым язычком обсохшие губы. Сюзан – младшая дрессировщица, укротительница тигров – это звучит эротичнее. И сама она похожа на кошку. А еще она француженка по национальности и хищница по званию. Иногда я удивляюсь стойкости наших парней. Не знаю, каким образом я бы держалась на их месте.
Мы с Сюзи любим друг друга, но это не мешает нам рассориться на неделю и строить друг другу чисто женские каверзы.
Сейчас она подкрашивает свои прелестные губки перед зеркалом, а я в это время нервно дорисовываю на правой ноге ночной парк с тускло горящими фонарями, старыми лавочками и белыми голубями, важно гуляющими по асфальту. И как это уместилось на моей худющей кривой ноге?
Вот кто-то позвал Сюзи и она, причмокнув губами, улетела на зов. Я, осторожно ступая, подошла к ее столику и, положив на него ногу, взяла ее тушь. Мне нравится тушь Сюзи: густая и очень черная. Если правильно ею пользоваться, то получаются потрясающие тени.
Увлекшись разрисовыванием самой важной моей части тела, я потеряла бдительность и оторвалась от своего занятия только тогда, когда вернувшаяся Сюзи объявила:
– Твой выход через пять минут, милая. Смывай с себя географию и удачи тебе, – про тушь она не сказала ничего, и я снова почувствовала, как сильно люблю ее… Правда, я не совсем поняла, при чем тут география, но разве это так важно?
Я стою за кулисами и сердце уже начало паниковать. С тринадцати лет, год за годом, день за днем, я стою тут с каменным лицом и сжатыми кулаками – ничего не меняется. Но сегодня напал какой-то особый «столбняк», как будто все чувства атрофировались и только одна, несуществующая частичка тела, имя которой «д у ш а» ноет и плачет отчего-то.
Я бы и не заметила объявления своего выхода, если бы Сюзи не толкнула меня. Мои бедные ватные ноги, как же вы добредете до сцены?!
Очень светло. Гримерка