облеме пола» – почти не писали о ней: отзывались где-то сухо, скучно и холодно – и только. Грязно и безграмотно переведенная – она затерялась в приложении к безобразным «Тайнам Жизни».
На днях, – в самое глухое летнее время, – вышел другой, давно объявлявшийся и, конечно, более приличный перевод книги. Но боюсь, что и он не заставит наше «общество», ту его часть, которая казалось преимущественно занятой «вопросом пола», отнестись к Вейнингеру внимательно. Разгадка этого, удивительного на первый взгляда, невнимания – очень проста.
Дело в том, что именно проблемой-то пола у нас никто и не интересовался. Интересовались полом, таким, каков он был и есть; интересовались им так же, как и всегда, – с тою разницею, что прежде говорили о поле между собою, а теперь стало можно и «модно» говорить о нем публично.
Не только «санинцы» и гимназистки с «Безднами», но и кузминские разные «проблемы» с самими Кузмиными, – что они, год тому назад, что ли, родились? Да нисколько, всегда они благополучно существовали, в ту же меру, на том же месте, только прежде прикрыто – теперь открыто. А ни вопросов, ни суждений, ни размышлений относительно пола в нашем обществе еще нет. Есть пол (как везде он есть), и есть глупая, подчас грубая, с ним возня, – свежедозволенная.
Для этой возни Вейнингер не нужен. Он не полом, а именно проблемой пола занят. Труд его, обнаруживающий, между прочим, громадную эрудицию, – оказался воистину трудом всей жизни: молодой философ, окончив его, застрелился. И уже одно то, что 23-х лет отроду он мог располагать таким научным багажом, заставляет думать, что это был человек почти гениальных способностей.
Насколько незыблемы и глубоки первые положения философа, настолько ложны его выводы, – благодаря одному, незаметно явившемуся, противоречию, и даже не одному… Но я не буду здесь ни излагать книгу Вейнингера, слишком широко интересную (одни его определения гения и таланта чего стоят!), ни доказывать ложность его выводов. Вероятно, я включу этого писателя в мою специальную работу, начатую задолго до выхода его книги, во многом подтвердившей мои мысли. Теперь я хочу поговорить лишь о первых положениях философа, о его определении Женского Начала, которое он, в конце книги, подменяет просто женщиной; и хочу показать, насколько возможно, что именно это определение – всемирно, всеисторично, именно на нем покоится и фактическое наше отношение к женщине. Потому что человечество, как и Вейнингер, идентифицирует Женское с женщиной, только Вейнингер тут сознателен, а потому и ложность выводов его для него губительна. Жизнь выводов не делает; к выводам она придет; и течение ее правильно, ибо верен исток. Верно инстинктивное ощущение Женского, определенное и осознанное Вейнингером.
II
Есть два Начала: Мужское и Женское. Реально никакой человеческий индивидуум не носитель одного которого-нибудь начала исключительно: т. е. нет чистого мужчины и чистой женщины. Каждое живое человеческое существо – неравномерная смесь этих двух начал (предполагается соответствие, как бы единство между физическим и духовным). Для обозначения чистого женственного начала, чистой женщины, – реально не существующей, – Вейнингер пользуется буквой «Ж»; для чистого мужского начала – «М».
В каждом природном индивидууме непременно находятся и «Ж», и «М», с преобладанием того или другого. Установив это положение, Вейнингер необычайно глубоко и верно определяет сущность обоих начал. Это как бы первое сознание мира и мировых сил в известной стороне. Два противоположные Начала живут в мире именно таковыми, каковыми он их увидел. Ошибки мыслителя начинаются там, где он с определения Женского Начала, «Ж», соскальзывает на определение реальной женщины. Он забывает свою собственную мысль о несуществовании чистой женщины, произвольно конкретизирует «Ж», и постепенно все, что он так глубоко понял о «Ж», – оказывается принадлежащим всякой физической женщине (и даже только оно, – и только женщине). В области конкретного трудно остаться объективным: и вот к определениям Вейнингера начинает примешиваться оценка. Критерием является даже не одно из двух Начал, не «М» (что тоже было бы произвольно) – но просто мужчина. Это неудачное превращение мыслителя в практика и дало Вейнингеру славу «ненавистника» женщин. Но как бы то ни было – его философский срыв слишком понятен, слишком человечен. Реальные женщины слишком «чисты», чтобы нельзя было смешивать их, – в жизни, – с «Ж». Слишком бросается в глаза преобладание в каждом индивидууме одного которого-нибудь начала, как в мужчине мужского, так в женщине женского. Весь мир, практически, соскальзывает тут вместе с Вейнингером, весь мир живет так, как будто женщина – и есть «Ж»; а посторонняя точка не считается. И повторяю: весь мир, все человечество, ставя знак равенства между женщиной и «Ж», между мужчиной и «М», подтверждает фактом взаимоотношений своих именно определения «Ж» и «М» Вейнингера, бессознательно оправдывает их, доказывает их истинность. Нам хотелось бы сейчас коснуться, главным образом, женщины. Как же ее, или, вернее, «Ж», определяет (вместе со всей историей) Вейнингер?
III
Возьмем главные черты.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен