Роль. Сергей Довлатов

то ему нравится Лида. Но когда он поинтересовался – где уборная, я решил, что вряд ли. Просто он не мог уйти. Знал, что пора, и не мог. Это бывает…

      На кухне был диван, и Лида предложила:

      – Оставайся.

      – Нет, – сказал Эдик, – я буду думать, чем вы там занимаетесь.

      – Не говори пошлостей, – сказала Лида.

      – А что я такого сказал? – притворно удивился Дорожинский.

      Он заявил, что хочет выкурить сигарету. Все молчали, пока он курил. Я – оттого, что злился, а Лида всегда была неразговорчивой.

      Я боялся, что он захочет чаю.

      Наконец Дорожинский сказал: «Ухожу». Затем, уже на лестнице, попросил стакан воды. Лида достала «Нарзан», и Эдик, стоя, выпил целую бутылку…

      – Ушел, – сказала Лида, – наконец-то. Мне ужасно хотелось побыть с тобой наедине. Знаешь, что я ценю в наших отношениях? С тобой я могу помолчать. С остальными мужчинами все по-другому. Я знаю – от меня чего-то ждут. И если угощают, например, шампанским, то это ко многому обязывает. А с тобой я об этом не думаю. Просто хочу лежать рядом, и все…

      – Хорошенькое дело, – сказал я.

      – Глупый, – рассердилась Лида, – ты просто не в состоянии оценить…

      С Лидой у меня все это продолжалось год или чуть больше.

      Работала она бортпроводницей. К своей работе относилась чрезвычайно добросовестно. Работа для нее была важней любви.

      В этом смысле Лида напоминала актрису или балерину. Будущее для нее определялось работой. Именно работой, а не семьей.

      Иногда ей приходилось летать двенадцать часов в сутки. Она смертельно уставала. Вернувшись, могла думать только о развлечениях.

      Как выяснилось позже, она меня не любила. Но я звонил ей каждый день. Лишал ее возможности увлечься кем-нибудь другим.

      Лида была привлекательна, этого требовала работа стюардессы. В ее привлекательности был какой-то служебный оттенок. Высокая и стройная, Лида умело пользовалась косметикой. Она следила за ногтями и прической. Случись пожар – она не вышла бы из дому в штопаных чулках.

      Голос у нее был одновременно ласковый и требовательный. Лицо не казалось глупым, даже когда она танцевала или вертелась перед зеркалом.

      Как-то раз я ждал ее ночью в аэропорту. Сначала через узкий турникет высыпали пассажиры. Затем я ждал еще минут пятнадцать. И наконец увидел Лиду. Она шла рядом с тремя пилотами. Она была в изящном форменном пальто и сапожках. На пилотах были теплые куртки. Все они казались усталыми и молчали, четыре товарища после нелегкой работы…

* * *

      Лиде, как я понимаю, было тоскливо со мной. Достоинства, которыми я обладал, ей не импонировали. Например, я был эрудитом. Вот и сейчас у меня был наготове подходящий афоризм Шопенгауэра. Что-то о равновесии духовных и плотских начал.

      Но Лида шепнула: «Я поставлю чайник». И ушла на кухню.

      Я не зря так много говорю об этой женщине. Правда, не она – центральная героиня рассказа. Однако все произошло у нее дома. И к тому же она мне все еще нравится.

      Около часа ночи раздался телефонный звонок. Лида прибежала из кухни, схватила трубку.

      – Тошка! – закричала она. – Радость ты моя! Откуда? На съемках? Ну конечно, приезжай. Какой может быть разговор?! Едешь до Будапештской, шестнадцать, квартира – тридцать один… Все, жду!..

      Я сказал:

      – Это что же, выметаться мне или как?

      – Зачем? – сказала Лида. – Тошку мы уложим на кухне. Она же понимает…

      – Я думал, Тошка – это он.

      – Что значит – он?

      – Например, Тошка Чехов.

      – Тошка – актриса. Работает на Малой Бронной. Снимается в кино. Помнишь – «Мужской разговор», «Назову тебя Юркой»?.. Она играет женщину, которая падает на рельсы.