плым и солнечным – тем более для этих мест. Все же Саксония – это не такой уж юг, хотя здесь и занимаются виноделием. Впрочем, месяц уже кончался, дело шло к маю, и, похоже, лето предстояло жаркое.
Себастьян окинул взглядом панораму, открывшуюся перед ним, с левого берега Эльбы. Город буквально на глазах менял свой облик, словно сбрасывая старую кожу: на место средневековой застройки приходили ажурные, изысканно-изящные, хотя и несколько помпезные постройки рококо. Со времени предыдущего визита Себастьяна в Дрезден город изменился весьма заметно – Замок значительно украсился и преобразился, но самое главное, рядом с ним свету явились утонченно-пышные барочные формы Цвингера, напоминавшие театральные декорации. Да это и не удивительно: сооружение и возводилось как площадка для театрализованных празднеств и всяческих увеселений, и потому его подчеркнуто декоративный, «галантный» характер казался вполне уместным и отлично гармонировал с его предназначением. И только само название «Цвингер», происходившее от того факта, что он располагался между бывшими наружной и внутренней городскими стенами, никак не вязалось со всем остальным.1 Сейчас, когда Себастьян прибыл в город снова, деревянные постройки Цвингера облеклись камнем и выглядели так, словно они стояли тут целую вечность.
Особенно выделялись своим богатым декором и редкой гармоничностью силуэта ворота Кронентор, а прихотливо-изящные формы двухэтажных павильонов вызывали в памяти карнавал в Венеции. Венеция… Перед мысленным взором Себастьяна явилась слегка колеблющаяся лунная дорожка на спокойной глади лагуны, блики разноцветных огней на воде, причудливые маски, жемчужины звезд на черном бархате южного неба. На какой-то миг горячечное карнавальное безумие своим тяжким дыханием дохнуло на него, обдало его своим жаром. Нет! Гладь воды перед ним – это Эльба, и небо над ним – это небо Саксонии. Однако же! Если создателю Цвингера Пеппельману удалось вызвать у него такие ассоциации, значит, это – несомненная удача! Надо будет непременно ему об этом рассказать – для творца важно знать такие вещи.
Венецианский карнавал… Удивительно, но именно там, на карнавале в Венеции заразился оспой саксонский курфюрст Иоанн-Георг Четвертый, преждевременная смерть которого неожиданно привела на престол его младшего брата Фридриха-Августа Первого, более известного как Август Сильный.
Курфюрст Саксонии Фридрих-Август I, он же король Польши Август II, известный как Август Сильный. Худ. Луи де Сильвестр.
Август был весьма своеобразной и в своем роде незаурядной фигурой. Курфюршесткая шапка свалилась на его ветреную голову в разгар вакханалии развлечений и удовольствий, которым он, пользуясь своим статусом принца и следуя своей поистине ненасытной натуре, истово предавался, путешествуя по Европе и посвящая свое время искусству, музыке и, конечно, женщинам. Женщины – это была вообще особая статья.
Злые языки не без цинизма говорили о нем, что он родился лютеранином, по своим амбициям являлся католиком, а в частной жизни был, скорее, магометанином. Он был женат на Кристиане-Эбергардине Бранденбург-Байрейтской, от которой имел сына, названного, как и отец, Фридрихом-Августом – единственного, рожденного в законном браке. Впрочем, после того как Август Сильный был – во исполнение своих амбиций – избран королем Польши, ради этого перейдя в католичество, брак фактически распался: Кристиана осталась верна лютеранству. Но Августа это не смущало: у него под рукой было нечто вроде гарема – о нем говорили, что его, пожалуй, можно назвать Отцом своего народа в самом буквальном смысле этого слова – молва приписывала ему, по крайней мере, три сотни внебрачных детей. Но самой заметной фигурой среди его многочисленных любовниц была, несомненно, графиня Козельская.
Анна Констанция фон Козель начала свою карьеру в 15 лет при голштинском дворе: при этом миниатюрном дворе она особенно выделялась – помимо прочего еще и тем, что, в ответ на приставания наследника, раздавала ему оплеухи. В последствии, выйдя замуж за барона Адольфа Магнуса фон Хойма, она быстро остыла к нему, и стала испытывать к мужу отвращение, в результате чего брак был расторгнут. Именно тогда ее углядел Август Сильный. Это был любовник как раз по ней: все в нем было каким-то гипертрофированным – как у персонажей Гомера. Своим прозвищем он был обязан недюжинной силе, благодаря которой он ломал серебряные тарелки и гнул подковы (правда, Себастьяну доверительно поведали о том, что подковы эти были предусмотрительно изготовлены из специального мягкого сплава). Вообще, он весьма напоминал своего венценосного коллегу и союзника в войне со Швецией ныне покойного русского царя Петра, новый, императорский титул которого Европа вынуждена была принять. Оба они были под стать друг другу: рослые, сильные, неуемные, жадные до жизни, переполненные клокочущей энергией. Себастьяну довелось в свое время увидеть царя в Риге, где тот был как бы инкогнито, в составе большого русского посольства, хотя на самом деле все, конечно, знали, кто он и много о нем говорили. Его вспыльчивость, выражавшаяся в бешеных вспышках гнева, как рассказывали, была следствием сильных переживаний, которые