лись.
Уперевшись ногой в швартовный кнехт, старший механик смотрел на город Сарнию. Со стороны могло показаться, что инженер Игнатьев наслаждался скучнейшим индустриальным пейзажем Канады. В действительности, желваки его скакали, а кулак правой руки в кармане рабочего комбинезона был сжат. В кулаке, не выдерживая гигантского давления, почти хрустела вырванная с «мясом» пуговица от куртки третьего механика… Инженеру хотелось курить.
Здесь, на озере Гурон, а точнее, на вытекающей из озера реке Сент-Клэр, с нефтеперерабатывающих заводов Сарнии судно должно было взять на борт двадцать пять тысяч тонн груза.
После погрузки, «Элен» по системе шлюзов и каналов, аккуратно проходит два из пяти Великих озер – Эри и Онтарио, следует извилинами реки святого Лаврентия, а потом, одолев в общей сложности тысячу двести миль и спустившись на сто метров к уровню моря, выходит наконец в обширный залив святого Лаврентия, отделенный от Атлантического океана массивными островами Ньюфаундленд и Кейп-Бретон. Туда, на острова, в многочисленные города, городишки и поселки танкер доставляет топливо для электростанций, местной авиации и автотранспорта.
Иногда судну приходится идти еще дальше и севернее, в Гудзонов залив, и тогда путешествие становится арктическим и затягивается на два месяца.
Но сегодня никакой погрузки уже не будет. Начнется беготня и ремонт.
Собственно, беготня уже началась, когда во время швартовки в порту Сарнии, третий механик перекрыл охлаждение дизель-генераторов и, не моргнув глазом, спалил их, лишив таким образом танкер судовой электростанции в самый драматичный и ответственный момент.
Столкновение обесточенного летучего голландца с поэтическим названием «Элен» и уже стоящего под погрузкой танкера с еще более поэтическим именем «Маргарита» быстро приближалось. К столетней годовщине самого мощного за историю последней цивилизации неядерного взрыва в 1917 году в Галифаксе мог бы салютом прогреметь чуть меньший в Сарнии. Мог бы, но не прогремел. Опытному морскому волку Игнатьеву понадобились считанные секунды, чтобы сообразить в чем дело и перекинуть питание судна на резервный генератор. «Элен» подчинилась управлению с мостика и была пришвартована к терминалу.
«Да, с таким экипажем далеко мы не уедем! Запороть сразу два дизель-генератора! Какая там, к черту, Арктика?! До Монреаля бы доползти без приключений…» – думал инженер, постепенно приходя в себя.
Будущего ремонта генераторов инженер Игнатьев не боится. Он просто не выносит профессионально непригодных специалистов. На судне с взрывоопасным грузом они – небезвредные пассажиры. А ремонта – нет, ремонта он не боится…
В сорок пять лет Игнатьев еще силен, как бык, вынослив, как верблюд и уже умен и мудр, как всякий русский инженер, практикующий на полях своей специальности достаточно долго. Двигатели и установки, которые по изначальному замыслу изобретателей должны работать, у инженера Игнатьева – действительно работают, и кажется, что даже и они чувствуют твердую руку и непреклонную волю этого человека.
Непрост наш инженер, очень непрост! Это фанатик своего дела. К тому же он еще импульсивен и легко возбудим. Его агрессивная требовательность к подчиненным уже не раз становилась скандальной темой обсуждения на внутренних собраниях руководства компании.
Десять человек машинной команды перестают безмятежно спать по ночам, узнав, что на смену покидающему судно старшему механику едет инженер Игнатьев.
Бывало, слыша, как рассвирепевший начальник критикует их действия, некоторые слабые духом члены команды не стеснялись плакать. Жесткая и прямая манера русского стармеха называть все своими именами шокирует канадский экипаж и порождает страх. Подчиненным кажется, что их вот-вот начнут бить! Возможность рукоприкладства, однако, со стороны инженера весьма низкая. Побоев в машинном отделении еще не было.
Тихо поощряемые всеми компаниями кляузы, жалобы и доносы, в великом множестве написанные на старшего механика Игнатьева, не смогли нанести ни малейшего вреда репутации русского. Все эти прошения и челобитные просто принимались к сведению. Ежели какое дело с претензией и затягивалось, а негодующий сотрудник, воспитанный канадским сообществом и ожидающий мягкого и нежного обращения вне зависимости от личных заслуг или их отсутствия, упрямо стремился к справедливости, то справедливость эта являлась в лице технического директора компании. Мистер Свэйн вдруг соглашался, что старший механик «Элен», инженер Игнатьев, в своем недовольстве подчиненным был прав. Свэйн давал ход совсем другим бумагам. И вот уже невезучий кляузник неожиданно находил себя на необъятных просторах рынка труда и занятости. Маленький непригодный винтик большой и сложной машины, он еще потом долго и недоуменно оглядывался по сторонам, ища поддержки у профсоюза и разных юристов. Все тщетно. Послужной список его навсегда оставался подточен ржавчинкой сего эпизода.
Был, правда, случай, когда компания оплатила лечение надорванной психики одного