уи просматривался сквозь деревья, словно призрак. Постройка XVII века находилась в центре сада, и все птицы квартала слетались в зеленый оазис. Одинокая дама занимала небольшую часть особняка – прилегающие комнаты к черному входу. Никогда не показывающаяся на людях, она держала связь с миром через своего дворецкого, такого же старого, как и сама маркиза. Всю остальную, большую часть дома с главным входом, сняла модная парижская модистка-итальянка с трудно произносимым именем Скиапарелли. Однако парижские друзья и знакомые, во избежание недоразумений, связанных с произношением, называли ее просто Скиап.
Обустроив со свойственной ей неординарностью домик маркизы, Эльза Скиапарелли устраивала вечеринку, с целью ознакомить друзей с новым местом своего проживания. В положенный час к особняку стали съезжаться авто. Звуки клаксонов будоражили сонную тишину вечернего квартала. Доносившаяся музыка джаза играющего граммофона – каприз современных модников Парижа, сливалась с резкими сигналами кадиллаков и такси новоприбывших гостей, образуя какофонию звуков. При этом цикады, обитающие среди зелени сада, звенели так сильно, что их пение не могло заглушить даже это временное недоразумение. Сад – это та роскошь в центре Парижа, которую теперь могла себе позволить Скиап.
Эльза Скиапарелли остановилась перед большим зеркалом, прежде чем предстать перед гостями и на несколько секунд замерла. Столько изменилось с тех пор, как она приехала в Париж! Робкая и никому не известная девушка итальянка была не нужна городу-мечте, и она уехала в Лондон. Головокружительное, быстрое замужество. Рождение дочери и снова – Париж.
Однако скоро приемная ее ателье «Для города для вечера» – на втором этаже по улице Мира, 4, перестала вмещать всех дам, желающих одеваться у талантливого модельера. «Международный симпозиум», как любила она шутить, превратился в «международную пытку». Звезды кино и театра, герцогини, принцессы, княгини, а так же жены банкиров, миллионеров, дипломатов и известных художников, часами сидели в тесном помещении, дожидаясь своей очереди – оказаться за ширмой-исповедальней.
Святая святых – это лакированный, антикварный, складной предмет интерьера, который следовал за Скиап из ателье в ателье по мере ее карьерного роста. Сколько слышал он откровений любовниц и жен знаменитых людей! Сколько видел «изуродованных тел красавиц и прекрасных – уродливых»! Сколько уловок было изобретено, чтобы скрыть недостатки! Выслушав все и взвесив на весах своего вкуса и знаний, она превращала женщин в богинь. Отель Ритц был полон американок, англичанок, шведок, немок и других заказчиц из разных уголков земли и они продолжали прибывать, чтобы толпиться в тесной мансарде знаменитой модистки.
Скиап повезло. Когда уже казалось, что стены ее ателье рухнут, к счастью для нее, знаменитый Дом моды Мадлен Шеруи закрылся, и она с удовольствие выкупила его у бывшей владелицы. Забрав свои заветные ширмы, Скиап перебралась на Вандомскую площадь №21 под сень любимого Наполеона.
Бывшие Королевские академии и конюшни, спроектированные и построенные самим Мансаром, были прекрасным плацдармом для воплощения ее безумных идей. В отличие от своей конкурентки амбициозной Шанель, Скиапарелли просто развлекалась, выходя из рамок дозволенного в моде, ставя на голову ее проверенные классические устои. Она с удовольствием наслаждалась выражением лиц буржуа, толпами валившие к ней увидеть витрины нового Дома Моды. Как и в детстве, она могла протестовать против раздражающих ее консервативных устоев общества, но теперь «мирным» способом – своим творчеством.
Поправив безукоризненно уложенную прическу, Эльза взяла нераспечатанное письмо возле зеркала и, не глядя на обратный адрес, положила его вглубь ящика столика-консоли. Она знала – мать снова зовет ее в Рим.
Радушная хозяйка принимала гостей в естественной своей манере знатной аристократки, но с грациозностью и шармом парижанки. На ней было одно из вечерних крепдешиновых платьев из ее коллекции тридцатых годов. Длинное в пол, черного цвета с пересекающимися сзади полочками цвета фуксии, оно удлиняло фигуру. В нем она казалась выше, чем была на самом деле. Скиап нельзя было назвать красавицей, но на ее скульптурном лице была печать античных предков с тысячелетней романской историей.
Встречая гостей у входа, у нее для каждого находилось нужное слово, а ее восхищение было искренним. Эльзе помогала американка Беттина Джонс, ее помощница – энергичная блондинка с короткой стрижкой и большими выразительными глазами.
– Дриан, мой дорогой, верный друг! Рада приветствовать Вас в моем скромном доме!
Вместо ответного приветствия художник, славящийся своим остроумием, стал читать нараспев сочиненные им стихи:
– Попрыгунья ласточка
Прилетела из Италии…
– Благодарю, как мило, дорогой Дриан! – Восторженная Эльза казалось, была готова повиснуть у художника на шее и расцеловать его, но воспитание и сдержанность в высших кругах Рима, где она выросла, не позволяли проявить свои эмоции. Впрочем, искры огня, исходящие из ее глаз, красноречиво говорили об ее чувствах.
Поздоровавшись