азать: «Привет! Я – Гвоздев. Можно просто Гвоздь». А мне каково? Представь. Подхожу я к незнакомке и выдаю: «Привет, я Ватрушкин. Можно просто Ватрушка…»
– Да не парься ты так сильно! Главное, – это как подойти! С каким видом…
– Да я всем видом опадаю сразу как только фамилию свою произношу. Поэтому и зависаю в сетях… Там у меня крутые «ники». И никто до фамилии не докапывается.
Его второй закадычный друг Лёха Железняков горе Ватрушкина понимал и разделял. Но только наполовину.
– Слушай, Ватруха! Тебе же отличница Пятакова нравится. Тоже ещё та фамилия. А ей хоть бы хны…
– Ну… Пятакова – это от «пять». Верка в это твёрдо верит. А когда кто-то во что-то верит, то и ему все верят.
– Твой отец – сапёр. Специалист по взрывоопасной технике и разминированию. А ещё – классный хоккеист. Пусть и любитель. Не понимаю, что ты так по поводу фамилии какой год переживаешь! Твоя мать, артистка нашего драматического театра, выбрала твоего отца и не заморачивалась насчёт фамилии.
– Ага! Не заморачивалась! Сама-то Бобровой осталась!
– Ну ты даешь! Она же артистка! Артисты своего имени не меняют. Ты представляешь, что было бы с Пугачёвой, если бы она фамилии при замужестве меняла?! Ты можешь представить её Галкиной?! Нет! Потому что Пугачёва – это Пугачёва. Навсегда. И точка. Но замуж твоя мама вышла за Ватрушкина.
Эти разговоры ненадолго смягчали проблему, но выкорчевать её из головы Серёги не могли.
А тут ещё Вера Пятакова стала присылать из Артека странные эсэмэски. В Артек она попала как победительница Краевой Исторической Олимпиады. Тему выбрала курам насмех, с точки зрения Серёги: «История развития балета на Дальнем Востоке».
– Дальний Восток – это мореплаватели, пограничники, географы-исследователи, это, наконец, тайга! Вот о чём надо писать – убеждал подругу Ватрушкин.
– У нас свой театр оперы и балета! Даже есть Приморская сцена Мариинского театра! Я семь лет балетом занимаюсь. А ты мне про тайгу. Я, знаешь, сколько интересного про балет узнала за эти два года. Можно сказать, другим человеком стала.
– А я этого не понимаю.
– Да что тут понимать! Взял бы да поинтересовался историей хоккея, например… У тебя же отец – фанат дворового хоккея! А ты прилепился к футболу, который тебе не очень-то нравится. Ты же просто за компанию с Гвоздевым в секцию ходишь. Сам говорил…
– Ещё чего! У меня ноги того… С коньками не дружат. Повороты вообще с трудом делаю. Особенно направо. А там же надо ещё клюшкой махать, шайбу вести, подавать и отбирать… Да и поздно уже…
– Очень мужской разговор! – сказала в тот раз Вера и насмешливо вздёрнула всегда аккуратно, волосок к волоску, причёсанную головку с насмешливыми серыми глазами. – Некоторые в нашей стране научились и с коньками дружить, и шайбой «махать» в гораздо более продвинутом возрасте… И даже в Ночной Хоккейной Лиге играют напару с профессионалами. Ничьи фамилии на ум не приходят?
Подобные разговоры ничем не заканчивались. Серёга в очередной раз шёл с Гвоздём на футбольные тренировки, где большую часть времени сидел на скамье запасных, а Верочка упрямо ходила на все хоккейные мачты местной команды «Адмирал» и не пропускала ни одной игры юниоров. Понять такого интереса балерины к хоккею Ватрушкин не мог.
А этим летом Вера огорошила его посланиями с «ахами» и «охами» из Артека. «Ахи» относились к китайской девочке из соседнего отряда, которая с пяти лет стояла на хоккейных воротах, пока её брат хавбек защищал сестру от слишком агрессивных нападающих команды-противника. А «охи» к парню из юношеской команды с Урала, который забил больше шайб за один турнир на кубок губернатора, чем профессиональные нападающие из одноимённого клуба «Металлург».
Глава 2. Свой ледовый узор и кураж «по-мужски»
– Слушай, мама! – решился на разговор Ватрушкин в один из самых «кислых» вечеров, когда десятое «ох» в адрес незнакомого пацана с Урала так крепко застопорило голову Серёги, что он не мог ни есть, ни беспечно зависать «В контакте», ни даже слушать любимую «Металлику». – А наш папа давно хоккеем увлекается?
– Давно! Со школы. Тогда ещё ни одной хоккейной коробки во Владивостоке не было.
– А где же народ на коньках катался?
– На катках. Самый старый, в центре Владивостока, ещё в 19 веке для публики открыли. Люди платили 50 копеек по выходным, 20 по будням и шли проводить культурно время. Каток освещался красивыми фонариками, играла музыка, народ приходил интеллигентный, воспитанный. Короче говоря, люди шли за культурным досугом.
– Не понимаю я этого. Лёд – и культурный досуг! Лёд – это жесть. Это скользко, опасно, жёстко… А бывает и очень больно!
– А ещё это звонко, плавно, виртуозно и артистично. И всегда смело! Каждый рисует на льду свою мелодию… Ведь мы все разные. И будь даже коньки у всех одинаковые, каждый нарезает ими свои узоры. У каждого свои углы, эллипсы и окружности… И своя музыка атаки. Всё,