вука, который нарушал тишину этого места.
Водитель тоже молчал, как и единственный пассажир машины. Наконец появилась цель их поездки – незаметный со стороны, словно утопленный в скалу дом. Подъехав к широкому въезду, перегороженному серьезного вида глухими воротами, джип остановился. Водитель посмотрел в камеру наблюдения у ворот, но ничего не сказал. Через некоторое время ворота раскрылись, и джип въехал в обнесенный стеной дворик. Площадь дворика тянула на пару акров, на которых владельцу удалось разместить какие-то деревья, небольшой бассейн и даже вертолетную площадку. В глубине двора виднелся высокий двухэтажный вход в современном стиле, из стекла и стали. Прямые и строгие линии резко контрастировали с грубой скалой, в которой, видимо, сам дом был вырублен. Джип остановился рядом с огромной стеклянной дверью, похожей на вход в дорогой бизнес-центр. Пассажир джипа вышел, держа в руках небольшой чемодан, поправляя на плече сумку с ноутбуком. Его пистолет по давней привычке лежал в кармане куртки. У входа позднего гостя уже встречал хозяин дома.
– Шалом! – с веселой радушной улыбкой поприветствовал приехавшего пожилой мужчина в коляске. Лицо его было лицом человека, привыкшего улыбаться – лукавые глаза, обрамленные лучистыми морщинами, глубокие складки вокруг полных, привычно растянутых в улыбке губ. Его хорошее настроение несколько обескураживало – мужчина был безногим. Он сидел в инвалидной коляске, и пустые штанины, по-военному тщательно отглаженные, были аккуратно подвернуты и закреплены зажимами. Кроме того, судя по скованным движениям и неподвижности кисти, затянутой в черную перчатку, вместо левой руки у него был протез. Джип вместе с молчаливым водителем тихо и аккуратно развернулся и поехал назад. Мужчина в коляске, наоборот, лихо взревев моторчиками покатил внутрь дома, махнув искалеченной рукой своему гостю, приглашая следовать за ним. При этом он, не переставая, говорил.
– Все уже собрались, но вы не думайте, мы почти не успели вас пождать, – русский язык для человека в коляске явно был не родной. Поздний гость шел за коляской улыбаясь, не делая попыток вступить в разговор, но и не прерывая говорившего. Он был знаком с этим израненным человеком и знал, что ему не особенно нужен собеседник для разговора, обычно хватало и слушателя.
– Вы знаете, у меня есть мадера, а вы знаете, как она может помочь, когда ждешь? Я помню, однажды в… Хотя, об этом потом. Да, и Рудольф, на людях мы как будто недавно познакомились. Просто потому что я так прошу.
– С одним условием, Моня, – отозвался Рудольф, – объясните мне, что там у вас в кресле.
Моня остановился. Внимательно посмотрел на Рудольфа и вздохнул.
– Давайте в этот раз я скажу чистую правду. Ну то есть как я говорю всегда! – начал Моня. Это была их собственная шутка. Кресло Мони и правда выглядело так, как будто в него напихали посторонних предметов. Даже на вид неудобные, выступающие угловатые выпуклости по бокам, слишком массивные подлокотники, особенно с левой стороны, под покалеченной рукой. Рудольф однажды не выдержал и спросил, не возит ли Моня с собой сейф с бриллиантами. Моня поддержал шутку, и со временем это стало вроде ритуала приветствия.
– Что у вас в кресле?! – удивлялся Рудольф при кажой встрече.
– Пистолет для подводной стрельбы! – отвечал Моня. А в другой раз – Фосфорный факел, вы ведь знаете, как я боюсь темноты! – и они смеялись. Сегодня Моня заявил:
– Химический лазер! И поверьте мне, Рудольф, это стоило мне как пара хороших брильянтов!
Моня, посмеиваясь, покатился дальше. Рудольф не отставал.
– Ну, давайте уже познакомимся с остальными и будем укладываться отдыхать с дороги, а то нам таки еще завтра надо работать! – громко заговорил Моня, чтобы остальные гости его услышали. – Все меня зовут Меир, но вам можно просто Моня, – Моня проехал прихожую, надежно отделенную от пустыни огромными стеклянными стенами, прокатился по кондиционированной прохладе коридора, ширина которого позволяла переоборудовать его в гараж для двух внедорожников, и, наконец, вкатился в большую, неестественно ярко освещенную комнату, отделенную от коридора только цветом пола. Несмотря на режуще яркий, как в операционной, свет, лившийся из больших светодиодных светильников на потолке, сама комната была обставлена в классическом стиле. Темные деревянные панели на стенах, кожаные диваны, ковры на паркете, массивный бар из дорогого дерева. Окон не было, вместо них на стенах висели картины, старинные даже на вид. Место хватило и для забранного зеленым сукном бильярдного стола в углу. Все это странно выглядело на фоне входной группы из стекла и металла, но Меир и сам был странным человеком. Рудольф внимательно посмотрел на гостей Меира.
На широком кожаном диване сидел человек с густыми взлохмаченными длинноватыми темными волосами и неопрятной бородой. На вид ему было за сорок, в волосах виднелись седые пряди. Взгляд его черных глаз за толстыми стеклами дорогих очков был неожиданно внимателен и тверд. Он поставил бокал на низкий журнальный столик, встал и, протянув вошедшему руку, заговорил на иврите:
– Зай гезунд! Ну и это все, кто тут будут? А я скажу, что больше и не надо, больше людей, больше слов, меньше правды, –