ану полицейские машины. Быстро пронесшись по дорожке, мощенной гравием, они завизжали тормозами, останавливаясь у самого входа. На крыше включенные маячки. Капельки на стекле расцветились красными и синими огоньками. Двери машин распахнулись, и оттуда высыпали полицейские. По двое из каждой машины, с оружием наготове. Два револьвера, два ружья. Мощная артиллерия. Один револьвер и одно ружье побежали к черному входу. По одному револьверу и ружью ворвались в ресторан.
Я сидел и молча смотрел на происходящее. Я знал, кто находится в ресторане. Повар в своем закутке на кухне. Две официантки. Двое пожилых мужчин. И я. Вся операция была затеяна ради меня. Я успел провести в этом городке меньше получаса. Остальные пятеро, по всей вероятности, прожили здесь всю жизнь. Если бы у них возникли какие-то проблемы, к ним застенчиво подошел бы сержант, бормоча под нос извинения. Он пригласил бы их проехать в участок. Так что оружие и стремительность предназначались не для них. Все это было для меня. Запихав яйцо в рот, я засунул под тарелку пятерку. Сложил газету, убрал ее в карман. Допил кофе и положил руки на стол.
Полицейский с револьвером остался в дверях. Припав на колено, он крепко держал оружие обеими руками, направив его мне в голову. Полицейский с ружьем осторожно приблизился. Это были поджарые, накачанные ребята. Опрятные и чистые. Движения как из учебника. Револьвер у дверей с определенной долей аккуратности держал под прицелом весь зал. Ружье выстрелом в упор неминуемо размазало бы меня по стене. Разместиться по-другому было бы большой ошибкой. В рукопашной драке из револьвера даже с близкого расстояния можно промахнуться, а выстрел картечью от двери поразит не только меня, но и подошедшего ко мне полицейского, а также старика в дальней кабинке. Пока что ребята вели себя правильно. Тут никаких сомнений. Сила была на их стороне. И тут тоже никаких сомнений. В тесной кабинке я оказался как в ловушке. Я был слишком зажат, чтобы чем-либо ответить. Я положил руки на стол.
Полицейский с ружьем подошел ближе.
– Ни с места! Полиция! – крикнул он.
Он крикнул это так громко, как только смог, давая выход своему внутреннему напряжению и пытаясь меня запугать. Действия из учебника. Обилие звуков и ярости, чтобы подавить жертву. Я поднял руки. Полицейский с револьвером направился ко мне от двери. Полицейский с ружьем шагнул ближе. Он подошел слишком близко. Вот их первая ошибка. Если бы мне было нужно, я мог бы броситься на ружье и отбить ствол вверх. Выстрел в потолок, удар локтем полицейскому в лицо – и ружье стало бы моим. Парень с револьвером уменьшил угол наблюдения и не мог бы стрелять, не рискуя попасть в своего напарника. Для обоих все могло кончиться весьма плохо. Но я просто сидел за столом, вытянув руки. Парень с ружьем продолжал кричать и прыгать около меня:
– Ложись лицом на пол!
Не спеша выйдя из кабинки, я протянул свои запястья полицейскому с револьвером. Я не собирался валяться на полу. Только не для этой деревенщины. Даже если они согнали сюда весь полицейский участок, вооруженный гаубицами.
Полицейский с револьвером оказался сержантом. Он был совершенно спокоен. Пока второй держал меня под прицелом ружья, сержант убрал в кобуру револьвер и, отстегнув от пояса наручники, защелкнул их на моих запястьях. Через кухню в зал ворвался отряд прикрытия. Обойдя стойку, они встали вокруг меня. Принялись обыскивать. Очень тщательно. Я видел, как сержант регистрирует отрицательные кивки. Оружия нет.
Ребята из отряда прикрытия взяли меня под локти. Парень с ружьем по-прежнему держал меня под прицелом. Сержант выступил вперед. Ладно скроенный белый мужчина атлетического телосложения. Одного со мной возраста. Бирка над нагрудным карманом гласила: «Бейкер». Он посмотрел мне в лицо.
– Вы арестованы по подозрению в убийстве, – сказал сержант. – У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. У вас есть право воспользоваться услугами адвоката. Если вы не можете позволить себе адвоката, штат Джорджия предоставит вам адвоката бесплатно. Вы понимаете свои права?
Замечательное исполнение «прав Миранды». Сержант говорил четким, поставленным голосом. Не прибегал к помощи бумажки. Он говорил так, словно знал, о чем говорит и почему это так важно. И для него, и для меня. Я молчал.
– Вы понимаете свои права? – повторил сержант.
Я по-прежнему молчал. Долгий опыт научил меня, что нет ничего лучше полного молчания. Скажи что-нибудь, и это может быть неправильно услышано. Не так понято. Истолковано превратно. И ты можешь оказаться за решеткой. Ты можешь быть убит. Молчание же сбивает с толку полицейского, производящего арест. Он вынужден предупредить тебя, что ты имеешь право молчать, но его выворачивает наизнанку, если ты этим правом пользуешься. Меня арестовывали по подозрению в убийстве. Но я молчал.
– Вы понимаете свои права? – снова спросил меня полицейский по фамилии Бейкер. – Вы говорите по-английски?
Он сохранял спокойствие. Я молчал. Он оставался спокойным. Это было спокойствие человека, для которого мгновение опасности миновало. Ему оставалось лишь отвезти меня в участок, и потом я стану заботой кого-то другого. Сержант переглянулся