бираю что-нибудь поражающее своей питательностью и своевременностью – шпроты, колбаску копченую или холодную рыбу в маринаде.
Вздохнув тяжело от собственного скудоумия, вцепляюсь жадными пальцами и начинаю есть, переступая с одной озябшей ноги на другую. Но дверцу холодильника ни в коем случае не закрываю: во-первых, в темноте можно промахнуться мимо рта, во-вторых, свет из холодильника вроде даже как-то греет. Стою, греюсь и жру…
Под ногу попадает что-то теплое и мягкое, привлеченное светом холодильника. Кисонька! Пытаюсь отодвинуть конкурента ногой. Кисонька сопротивляется и пронзительно гнусавит, по-моему, даже с кавказским акцентом. Она требует своей доли ночной добычи в обмен на молчание.
Устав от визгливого «Дай, дай, давааааай!», изящно лягаю кисоньку пяткой. Естественно, там, куда попадает пятка, кисоньки давно нет, но оказывается металлическая ножка стула – вероятно, услужливо подвинутого кисонькой.
«Ёпрст!.. Йоуууу…» – и еще много выразительных и ёмких по смыслу звуков выплевываются из меня вперемешку с остатками ночного обжорства. Кисонька довольно булькает у другой ноги.
Однако – о чудо! – есть уже больше не хочется. Обрубая путь к излишествам, хлопает дверца холодильника – хорошо, что не по голове с уже отмороженными мозгами. Вытирая по дороге жирные пальцы о пижаму, воровато-виновато трюхаю рысцой в сторону кровати, припадая на ушибленную пятку. Нога попадает в нечто пушистое.
С приданным ускорением кисонька летит вдоль коридора, успевая во время путешествия громогласно с подвыванием объявить на весь только что уснувший подъезд, что именно она думает обо мне, холодильнике и жизни в целом. Усмехнувшись, желаю кисоньке спокойной ночи и плюхаюсь в теплую норку из одеяла, потирая заледеневшие конечности.
На кухне гремит мисками кисонька. Наверное, завтрак готовит.
Серия 2. «За компанию»
В наш дом кисонька вкатилась ушастым меховым комком полутора месяцев от роду. Причем непосредственно с пленэра, где была подобрана мной на деревенском дворе одной доброй женщины, любезно снабжавшей нас молоком. Естественно, коровьим. Ну а поскольку кроме пары коров на ее дворе пасся еще выводок новорожденных котят, то кисоньку мне с бурной радостью и в долю секунды вручили довеском к бидону молока, да еще, по-моему, перекрестились вслед.
На пленэре к интимным услугам малявки была любая грядка, а в нашей стерильной квартире для этого дела я выделила лоток рядом с унитазом. Пока я демонстрировала кисоньке сам туалет в целом и ее личный горшок в частности, она радостно лупала глазами и кивала ушастой головой.
Потом немедленно села на пол рядом с лотком и наструячила лужу литра на два. Я озадачилась – где в небольшой с виду кисоньке помещался этот Тихий океан? Из океана кисоньку пришлось вылавливать, поскольку оказалось, что она не только вымокла по самую ватерлинию, но и в стремлении доплыть до берега наглоталась соленой воды и недоуменно пускала пузыри.
Вымыв и высушив фыркающую кисоньку, я через пару часов повторила лекцию о правилах пользования котогоршком. Для наглядности засунула в лоток саму ученицу и постаралась выдоить из нее остатки океана. Время было потеряно впустую: лоток остался сухим, как пески Сахары, кисонька извивалась и истошно орала, что она все поняла с первого раза и рада бы помочь мне, да нечем.
Я успокоилась. Кисонька тоже. Вылезла из лотка, присела на минуточку у порога – и наваяла бархан выше самой кисоньки. Переполненная гордости за свое творение, нахальная мелочь преданно посмотрела мне в глаза с видом «видала, как я могу!» и принялась бойко зарывать, шкрябая когтями по моему идеальному ламинату.
Я решила, что теперь мохнатый рог изобилия наверняка опустел, и у меня есть в запасе пара часов, чтобы обдумать, как жить дальше.
Пока я думала, пушистое чудовище нашло на кухне свою миску с молоком, выдуло ее в один всхлип, как исправно работающий пылесос, и явилось в комнату, приволакивая по полу раздувшийся до беременных размеров живот. Я умилилась хорошему аппетиту малютки. Малютка икнула и напрудила очередное море разливанное.
Вспомнив инструкции по использованию кисонек, почерпнутые в интернете, я намочила в этом море клок газетки и выстелила им котогоршок. Кисонька, внимательно понюхав газетку, задумалась. И в задумчивости пребывала ближайшие полтора часа. Я ходила следом на полусогнутых в готовности подхватить пушистую мелочь, как только она попытается принять позу лотоса, и бегом отнести ее к духовитому лотку.
Наконец, устав от слежки за малявкой, я сама решила посетить ватерклозет. Но оставлять кисоньку одну было опасно. Поэтому я уверенно заявила ей, что мне одной в туалете страшно одиноко и она просто обязана составить мне компанию. В итоге мы сидели с ней параллельно на разных уровнях и беседовали. Чтобы малявка не скучала, я пела ей песни и гладила по пушистой голове.
Кисонька впечатлилась. И отныне, стоило мне отправится в туалет, смекалистая мелочь топала следом. Оставить ее снаружи не представлялось возможным, ибо ушастая зануда начинала ныть и рыть подкоп под дверью. Зато стоило ей попасть внутрь, она непременно