ы 22 декабря 2012 года[1]
Масатоки Кокиба, физик, лауреат Нобелевской премии, сидел около монитора, вглядываясь через стекла очков в цифры на экране. Статистика показателей смертности в Японии была вполне достоверной, даже небольшая погрешность никак не могла объяснить то, что происходило за последние сутки.
– 127 миллионов человек, – вслух рассуждал ученый, – точнее, 127 миллионов 76 тысяч 183 человека, по данным прошлого года. Смертность в год: 9,26 на 1 тысячу – получаем 117 тысяч 602 человека в год, делим на 365 дней – получаем 332 и 62 сотых в день, а в високосный год – 331 и 31 сотая, а сегодня – ни одного.
Дверь приоткрылась, и в комнату бесшумно, как только умеют ходить японские женщины, вошла помощница, тихо подошла к столу, положила перед профессором бумаги и так же тихо удалилась. Масатоки посмотрел и от удивления приподнял очки. После 24 часов зафиксировали три смерти. Мужчина 76 лет. Житель Киото. Болел раком. Две женщины в Токио – 83 и 94 лет, причины смерти уточняют. Данные из других регионов Японии еще не поступили.
Профессор снова перевел взгляд на монитор и продолжил размышления вслух:
– Причины смерти не важны. Важен факт. Люди в Японии не умирали ровно сутки – с нуля до 24 часов вчерашнего дня.
США. Вашингтон. Джорджтаунский университет
11 часов 35 минут 21 декабря 2012 года
Звонок застал профессора Джека Николсона, когда он, закутавшись от холодной погоды в пальто, шел по красивому университетскому дворику на кафедру. Он остановился, разглядывая широченный пень и аккуратно сложенные рядом поленья от дерева, поваленного недавним ураганом. Дерево считалось символом университета, говорили даже, что его посадили в год основания.
Профессор Николсон смотрел на пень с сожалением. Он вспоминал развесистую лиственную крону, под которой в жаркие летние дни, расположившись прямо на траве, отдыхали и занимались студенты. Николсон любил смотреть на эту картину из окна своего кабинета. Этот вид напоминал ему полные романтики и надежд студенческие годы. И еще он представлял дерево как природный храм науки, скрывающий от палящих солнечных лучей таинство постижения знаний.
Звонок. Скайп показал в айфоне лицо Масатоки Кокибы – его старого японского друга по Рочестерскому университету. Дело, которое Масатоки хотел изложить другу, наверняка было очень важным, потому что Николсон впервые видел такой взволнованный взгляд у обычно по-японски сдержанного и спокойного товарища. Именно для того, чтобы спокойно во всем разобраться, Николсон попросил у Масатоки разрешения перезвонить попозже, когда доберется до кафедры.
Греция. Македония. Полуостров Афон. Монастырь Святого Пантелеймона (Россикон)
18 часов 37 минут 7 декабря 2012 года
(по юлианскому календарю)
В дверь кельи игумена монастыря – архимандрита Иеремии (Аркадьева) постучались. Архимандрит отвлекся от молитвы, медленно повернулся к двери, приподнялся с колен и произнес:
– Войди, сын мой.
Дверь отворилась, и на пороге появился Иов – монах средних лет крупной и мощной статуры с голубыми глазами и седеющей по краям русой бородой. Он поклонился игумену, встал на колени и поцеловал настоятелю руку. Затем, получив молчаливое согласие говорить, сказал тихо:
– Отец, сбывается…
Иеремия повернулся к окну и, глядя на синеву Эгейского моря, полностью осознал, что в свои 92 года, отдав почти всю жизнь служению Господу, он оказался на пороге чего-то Великого, что невозможно понять умом. Некоего события, которое станет поворотным моментом для всего человечества, для всей истории людского существования. Это день, который обозначен проведением Господним, его планом и идеей: от Адама и до сегодняшнего дня. За всю историю человечества таких дней было немного: когда Господь создал человека, когда выгнал его из Рая, когда спас Ноя и ковчег, когда заговорил с Авраамом и когда распяли Иисуса. Сегодня такой день. Сегодня никто не умрет.
Он из окна окинул взглядом весь монастырь. Зеленые купола с золотыми крестами величественно возвышались над светящимися на заходящем солнце белыми стенами монастырских строений. Некогда Россикон, один из самых почитаемых монастырей, насчитывал до двух тысяч монахов. Сегодня его братия состояла из 48 служителей. Глядя на свою обитель, архимандрит предался размышлениям и воспоминаниям.
Он стал игуменом Россикона в 1978 году. Тогда их было 212 братьев-монахов. Почти все – греки русского происхождения и выходцы из СССР. Он – сын священника, приехал служить на Афон в 1943 году. Сегодня большинство монахов монастыря моложе его. Один только брат Иона года на три старше, живет и молится Богу в Старом Нагорном ските. Монахи носят ему хлеб и воду раз в день. Монастырь почти пуст. За последние двадцать лет только в девяностых годах пришли новые братья в монастырь. В девяностых было тяжело. Вот и потянулись люди к Богу. Кто от безысходности, кто разочаровался в мирской жизни, а кто и грехи замаливать. А в новом тысячелетии – никого.
«Почему не идут люди к Господу? – думал Иеремия. – Нет Веры. Молятся Богу, а для