Гладышев.
– Я без денег гулять не умею. Это очень скучно. Для меня это ещё хуже, чем сидеть в номере.
– Хорошо, – согласился Гладышев. – Будем сидеть в гостинице, а потом.
– Что потом? Придёт Бегемот и даст нам денег, да? – вспылила Вероника.
– Да! Ты ведь сказала вчера: «Не думай о деньгах!», я и не думаю. А как только я перестал о них думать, то они странным образом куда-то исчезли. И теперь вдруг надо думать, где их раздобыть! Я в Москве по прихоти Бегемота, вот пусть он и обеспечивает меня средствами к существованию. Сейчас бы я отлично проводил бы время и дома, если бы твоему мужу не вздумалось зачем-то тащить меня в Москву.
– Я тебе сколько раз буду говорить, чтобы ты не называл Бегемота моим мужем? Делаю тебе последнее китайское предупреждение!
– Почему именно китайское?
– Потому!
– А что потом?
– Потом? Потом увидишь! Но только это тебе не понравится, обещаю!
Подошло время обеда, и Веронике всё же пришлось одеть своё неброское платье, которое она взяла просто так, на всякий случай, твёрдо про себя зная, что носить его ей не придётся. Однако платье пригодилось. Оно было тёплое, шерстяное, уютное, но уже вышедшее из моды, угловатое и неброское, поэтому, надев его Вероника испытывала двоякое чувство: с одной стороны, ей было хорошо в нём, но с другой она чувствовала психологический дискомфорт от немодного, неуклюжего, угловатого и неброского его вида.
Она пожаловалась на это Гладышеву, но Дима только плечами пожал. Он был уже вполне трезв и не помнил той галантности, с которой вчера за ручку вытаскивал её из грязи, равно ка и того, что она вчера называла его Димой.
Обедать в ресторан они всё же спустились.
Его костюм был тоже сильно испачкан, но он, как мог, почистил его щёткой, и теперь то и дело осматривал себя и ловил каждый косой взгляд в свою сторону. Ему казалось, что все видят, в каком помятом и затрапезном виде находится его одежда.
– Да, – Вероника тоже уловила его беспокойный взгляд и, видимо, истолковала его правильно, – теперь нам здорово придётся потрудиться, прежде чем мы сможем куда-нибудь выйти и показаться на людях.
– Давай я постираю твои вещи, предложил ей Дима без всякого энтузиазма, на самом деле, стирать ему вовсе не хотелось.
– Ну нет уж, дудки! – запротестовала Вероника. – Там везде нужна только сухая чистка, а ты их своими руками только испаскудишь. Их даже мочить лишний раз нельзя. А я их в грязь.
Гостиничный ресторан не обладал тем уютом, которым они наслаждались прошедшей ночью. Несмотря на бледно-розовые занавески на огромных, слишком светлых окнах, он был каким-то выхолощенным, отдавал казёнщиной, и, если бы не глубокие кресла у низких полированных столиков, то вообще ничем не отличался бы от столовой или кафе.
Они пообедали – хорошо, что Бегемот догадался оплатить их столик на месяц вперёд, – снова поднялись в номер.
– Как скучно, – сказала Вероника. – Поскорее бы приехал он.
– Лучше скажи: поскорее бы у нас появились деньги.
– Не