рых путник простой не вернется
Стало приютом не только для хвои пахучей.
Средь многих дерев, что престолу Перуна как сваи,
Средь топей болот, белоснежный их охранитель,
Велеса брат, бога древнего, зверь обитает,
Медведей он князь и людей вероломных гонитель.
Много охотников жизни сложили в той чаще,
Единожды в год лишь храбрейшего зверь отпускает,
Но и того не зовет больше удаль маняще,
И охота до зверя в груди на века умолкает.
Но вот на Днепре Володимир в прекрасных покоях,
При славе и злате, мысль взлелеял шальную,
И тут же велел шить доспех в старинных покроях,
Держа пред дружиною речь, как пишут, такую:
«Сбирайтеся, братья, сбирайтесь Русины!
Развеем булатом слух сей нелепый,
За озером Белым, что, там, где осины,
Стаился медвежий князь, злой и свирепый!
Легенд не страшитесь – то сказок наряд,
Нас славная ждёт в дальних землях пожива!
В охоте мы – первые, так говорят,
Докажем же вновь, что молва та не лжива!»
Забряцали копья довольных княжею речью,
Решили немедля при первом луче от рассвета,
Двинуться в путь, утвердить власть человечью,
С древним трофеем вернувшись к скончанию лета.
И думал князь: «Будет совсем справедливо,
Коль великий Владимир порежет зверюгу на клочья»
Лишь сестра его, мудрая девица Ива,
Нарушила мысли тщеславные по́среди ночи.
«Брат мой, в душе скрежещет волненье,
Явился мне сон, значением крайне тревожный
И жду со слезами его я теперь исполненья,
Там Велес могучий и паж его грозный берложный.
Преследовал он твое войско не зная пощады,
Нейдите же в лес для забавы, как ходят злодеи,
Отправь ты богам на капище нашим обряды
И откажись от своей безрассудной затеи.»
Смутился Владимир, ведь знал, он, что Иве в награду
Разумность дана. Ослепленье пришло на подмогу,
Осмеял он сестру, веля сбираться отряду,
И с первым лучом, как планировал вышел в дорогу.
II
По полям золотистым гуляют ветры Стрибога,
Над лесами – Перунова длань на громы богата,
А на Днепре слёзы горькие, страх и тревога,
То Ивушка чуя неладное молит за брата.
Где Велеса идол, сложила колосьев «бородку»,
«Пусть слова мои будут как птицы крылаты!»
Её очи мокры сияют, что два самородка,
«Пусть слова мои будут для князя как латы!»
Владимир же легок, дорожками то, то по тропам,
Правит отряд, да поёт о храбрости русской,
Несёт его конь вороной шагом, рысью, галопом,
А мольбы над Днепром прерывает лишь песнь трясогузки:
«Знаю, Мудрец, преступны брата старанья!
Знаю, место святое он сделать хочет пустыней,
Но помилуй глупца, сохрани его от умиранья,
И грозною лапой смири лучше в князе гордыню»
Услыхал древлий бог искательство милой девицы,
Норов смягчился исконным ее подношеньем,
Увидал древлий бог княжий отряд вереницей
И думал, следя за весёлым их продвиженьем:
«Пой, человек, позабавь нынче бренное тело,
Древом шумишь, бахвалишься нагло и звонко,
Но моргнешь лишь разок – и листва твоя пооблетела,
Вот – ты уже шепот ненужный в устах своего же потомка.
Краток твой век, мой же Велесов век – бесконечен,
Почитают законы богов всех русинов селенья,
Преступить их желаешь? – На смерть приговор обеспечен!
Но пой свою песню – сестра тебе дарит спасенье!»
И думал старче божественный тяжкую думу,
Как же так поступить, Ивы уважить старанье,
Чтоб