неудачника больше не видела. Нет у меня больше сына!” На Сашку смотреть было больно! Нет, я маму не осуждаю! У каждого свои тараканы в голове, невозможно кого-то заставить любить другого, уважать и заботиться тоже! Но, как мать, понять ее не могу!
– Я – не мать, но тоже не могу, – поддержал жену Василич, – и объяснить её поведение тоже не могу, хотя и пытался!
– Вообщем, скандалов еще было, ое-ое-ей! – продолжила Танюшка, разливая янтарный напиток из графина. – Сашка пить начал, один, на даче. Мастерил все что-то, веранду эту он строил, сарай тоже. Но к вечеру обычно лежал в стельку пьяный. Танька в суд подала на лишение родительских прав, а потом и вовсе заявила, что Костик нам не родной. Сашка ещё пуще запил! Конечно, это не оправдание пьянству, но, кто его, знает какого это – предательство такое и одиночество при живых родителях?! Не дай Бог никому! Отец то, конечно, помогал ему и лечиться уговаривал, мы с Василичем сколько раз говорили с ним, но он только рукой махнёт: ”Да чего уж!” и молчит, молчит.
Голос её дрогнул, из глаз полились слезы и я, не выдержав, подошла к ней, обняла, гладя по голове. Что тут еще можно сделать или сказать?! Трагедия ее семьи. Потеря близких. От несказанных в нужное время слов. И от сказанных, самым важным человеком в жизни каждого, совсем ненужных слов, которые ранят больнее всего. Слов матери! Конечно, горько осознавать, что можно было, что-то сделать, но не сделано!
– Поплачь, душенька, – ласково произнес Василич, подавая платок, – поплачь. Я пойду, чай нам, все-таки согрею!
– Согрей, Василич, – сквозь слёзы, сказала Танюшка, – а то, как то неправильно получается у нас! Гостей так не встречают! Я ведь, потом думала, лучше бы он кричал и дебоширил, хоть бы знали, что у него на душе. Хоть бы выплескивал эти страдания, не копил бы их. Может, и смогли бы ему помочь! А то ведь как получается, у всех свои заботы, у меня Денька маленький, Пашка на подходе, забот полный рот. Поговорила с ним и вроде бы, как свои обязанности выполнила, руками развела: “А что я могу сделать?!” и пошла дальше своими делами заниматься. Мать, когда на дачу приезжала, смеялась над ним издевательски, он удочки закинет и на рыбалку, до их отъезда не появлялся. А в тот день решили они с ночевкой остаться. Что она там ему опять наговорила, не знаю, но он сделал, то, что сделал! А потом и папуля…
– Ладно, Танюш, если тебе тяжело, хватит рассказывать, – попросила я ее, – самое главное я поняла. Вот только почему он сказал, что его забыли? Раз ты думала об этом.
– Думала, – ответила она, вытирая слезы, – первое время постоянно думала, а как не думать было?! Мама постоянно про это говорила, Сашку проклинала. Я возражала, конечно, но не особо. С ней не поспоришь! А потом молоко у меня пропало, Василич маму отчитал, она замолчала. Потом у Павлика аллергия на коровье молоко вылезла, Дениска болел постоянно и как то под запрет и перестали мысли появляться. Забыли, конечно! И на могилку даже не ездили, его не рядом с отцом похоронили. За городом, в Матвеевке! Кстати, там и правда часовня есть! Правда заброшенная уже