выдаче аттестатов об окончании школы руководство не знало: как записывать, где мы учились? Например: «Лядов Олександр закiнчив жiночу середню школу»?
Негоже… И нас оставили мужчинами, сделав прочерк вместо слова «жiночу». А аттестат с одной стороны был на украинском языке, с другой – на русском.
В дни, когда решался вопрос нашей ориентации, я прочёл книгу одного юмориста, который рекомендовал вести записи увиденного, услышанного, тронувших душу событий, эпизодов, интересных встреч с людьми разных возрастов, судеб и характеров, а также фиксировать смешные выражения и словосочетания. Я внял его совету. Так начались мои заметки на страницах тетрадок, блокнотов, отрывочных листов. Возникали они бессистемно, с надеждой на их пригодность в будущем. После школы поступил в престижный по тем временам Московский институт стали. Провинциальный мальчишка попал в разнородную, бурлящую студенческую среду, где рядом с такими молокососами, как я, сидели и аккуратно конспектировали лекции, жили в одной комнате общежития участники войны. Насыщенная культурная жизнь в столице с посещением театров, музеев, кино, различных выставок, с одной стороны, и менее культурная, но тоже жизнь – рестораны, девушки, стаканчики гранёные, «стиляги», с другой – всё это щедро способствовало не только моему становлению, но и наполнению записных книжек.
Всю жизнь буду помнить одного пожилого профессора. Небольшого роста, худенький, в пенсне, из когорты старых интеллигентов. Заходя в аудиторию, он говорил, порой забывая:
– Прошу садиться, госпо… товарищи.
И я сочинил:
«Хотелось бы добиться мне
Того, что дедушка в пенсне».
По-детски наивно, правда? После окончания института по распределению был направлен на производство, на один из крупных заводов чёрной металлургии Украины. Это была уже совсем другая территория, с иным климатом и людьми, иным отношением к жизни, культуре, с русско-украинско-белорусско-грузинским говором и матом. Со своими понятиями касательно того, «что такое хорошо и что такое плохо». Со стойкой любовью к выпивке, желательно с хорошим закусоном. С одеждой, которую эксплуатировали до полного износа. Но главное – с неистощимым юмором, несмотря на постоянно возникающие проблемы.
«Я в этом жизненном огне
Не видел дедушек в пенсне».
Записи бросались в большой коричневый фибровый чемодан. Где-то прочёл:
«В эпоху кошёлок, торб и авосек,
В толчее ватников и кацавеек,
Фибровый чемодан был гостем,
Аристократом среди плебеев».
Порой решал: «Нужно использовать содержимое “аристократа”». И каждый раз откладывал. Находил причины. Успею. Нет, вру. По требованию партийных или профсоюзных деятелей в местной заводской или областной печати появлялись мои «шедевры» о могучей силе рабочего класса и неутомимой производственной деятельности наших сплочённых коллективов под руководством партии и правительства во имя торжества коммунизма.
Нам ценно всё, что выдумкой добыто.
Нам ценно всё, что сделано тобой.
Копилка бережливости открыта.
Внеси в неё, товарищ, опыт свой.
Или:
Товарищи! Всюду намеченной цели
Достигнем в труде благородном своём.
Добъёмся, чтоб качество наших изделий
Вместе с количеством шло на подъём!
К сожалению, это не помогло нашей экономике.
Несколько раз открывал фибровый чемодан – свалка! Ведь всё это надо разобрать, систематизировать с учётом непрерывного потока текущих наблюдений. Медленно, очень туго шёл процесс приведения в порядок содержимого чемодана. А на горизонте уже появились цвета пенсионной радуги.
Какие были заботы?
Жизни главные версии?
Дом – работа, дом – работа.
И… – «вы на пенсии».
А что я буду делать на «заслуженном отдыхе»? Землю обрабатывать на дачном участке? Не люблю. Дети и внуки далеко. Ругаться с женой? Не привык.
Но в жизни всегда есть место… неожиданным поворотам. Перестройка. Переломка. Переделка. Переездка. И принимаем непростое решение – отправиться к детям в Америку. В аэропорту пограничник при досмотре поинтересовался:
– А что в этом чемодане?
Я не был готов к такому вопросу.
– Да… тетрадки… записки…, – как-то робко ответил я.
– Что в этих записках, тетрадках? Откройте.
Пока он перелистывал страницы блокнотов, я успокоился. В них вся прожитая жизнь. Контры и самиздата нет. А пограничник внимательно читал запись в одном блокноте и неожиданно сказал:
– Это правильно.
Я посмотрел, что ему понравилось. «Кукушка, кукушка, сколько мне осталось жить? – А с кем?»
– Проходите, –