ой краской, а затем вымазал углем поверх. Она была даже чернее, чем темнота, затаившаяся в стенном шкафу или в маминой тумбочке. Окна, завешенные тяжелыми зелено-желтыми гардинами, которые сейчас тоже были словно облиты дегтем, письменный стол, купленный в честь первого дня в школе, большой шкаф в углу, книжные полки без стекол – все съедалось чернотой и скрывалось внутри нее, словно маленький ребенок, закутавшийся в куртку матери. Альбине, сидящей в своем излюбленном углу на кровати, там, где чернота сгущается больше всего, потому что шкаф укрывает своей тенью часть кровати, нравилось глядеть на эти вымазанные углем стены и облитые дегтем старые гардины. Она любила всматриваться в чернильное пятно письменного стола, в вороньи крылья полок и краем глаза улавливать движения черноты, которая переливалась между предметами и застывала сгустками чернильных клякс по всей комнате. Ее уши были плотно закрыты ладонями, а дверь в комнату закрыта, так что сложно было расслышать громкие голоса родителей на кухне. Эти голоса ругались и нападали друг на друга, и Альбина представляла себе собачек своей соседки, каждая из которых лаяла, не дослушав, что хочет сказать ей другая. Они переплетались между собой, поэтому сложно было уже различить их голоса в сплошном гомоне, а потом все сказанные слова сплетались в единый давящий шум, вливающийся в черноту обрывками фраз и криков. «И совершенно не к месту это», – подумала девочка, отгоняя от себя прилипчивый образ. Хотя Альбина ходила только в третий класс, она уже знала, о чем так спорят эти голоса на кухне. Мама хотела себе новые сапоги и новую куртку, которую папа не мог ей купить, а папа устал от постоянных просьб мамы и хотел, чтобы его оставили в покое хоть ненадолго. Когда Альбина шла из школы домой вместе с мамой, она часами слушала рассказы мамы о том, как ее подруги на работе ходят в новых платьях, новых прекрасных нарядах, а мама вот уже пятый год донашивает одно и то же старое черное пальто. Альбина до этого никогда не замечала, насколько старое у мамы пальто. Но когда мама рассказывала ей, как она чистила и зашивала его, девочка все больше замечала изъяны и грязь, из которых словно было сплетено все мамино пальто. Но сейчас в своей комнате, куда она всегда уходила, когда мама с папой начинали говорить об этих вещах, она старалась увидеть в этой переливающейся из угла в угол черноте своего самого настоящего и лучшего друга. Он всегда приходил к ней, когда она особенно внимательно вглядывалась в черноту, которая так тепло укутывала ее комнату. Сначала он лишь стоял в углу комнаты, рядом с большим шкафом с одеждой и не хотел подходить ближе. Альбина старалась различить хоть какие-то черты, которые позволили бы хоть примерно представить себе образ ее нового друга, но все было напрасно. Ее гость практически сливался с чернотой комнаты, и девочка как ни старалась не могла различить даже малейшей черточки – лишь пышные воздушные одежды, которые практически сливались с чернильными кляксами, переливающимися в комнате, и своими краями уходили в черноту. Гость так часто посещал ее, когда она сидела в своей комнате на кровати, что, наверное, решил, что уже не стоит страшиться этой маленькой безобидной девочки, и однажды все же решился подойти к Альбине поближе. Рассмотрев своего гостя, Альбина обнаружила, что это была прекрасная высокая девушка, очень худенькая и тонкая, так что ее практически было невозможно рассмотреть, с черными глазами, черными волосами и в длинном черном платье, укутывающем ее хрупкую фигурку с головы до ног. Ее лицо было тоже совсем черного цвета, как на картинках в тех книжках о приключениях восточной принцессы, которые лежали наверху на книжных полках. Гостья представилась как Атра и оказалась феей, наблюдающей за девочками и заботящаяся о них. Но маленькая Альбина так понравилась ей, что она решила подойти и заговорить, а сейчас, когда услышала милый голос девочки, увидела ее кроткую улыбку, очень полюбила ее. «Я хочу стать твоим настоящим другом», – сказала фея Атра, и так приблизила к девочке свое лицо, что та могла бы поклясться, будто ощутила в тот момент самый любимый свой запах – запах фиалок, растущих в бабушкиной теплице в деревне. «Но у меня никогда не было друзей, тем более настоящих», – ответила девочка. – «Я не знаю, как надо дружить». Фея лишь тихо рассмеялась, отчего кончики ее платья перемешались с чернотой вокруг: «Не бойся, глупышка. Это очень просто. Мы будем говорить друг с другом обо всем, о чем захотим. Будем слушать друг друга и не давать друг друга в обиду. Правда ведь здорово?». Альбина так обрадовалась, что попыталась было обнять свою первую в жизни подругу, но та скользнула чуть дальше в черноту, и девочке не удалось ухватить ее. «Прости, девочка, но мне нельзя прикоснуться к тебе. Тогда я больше никогда не смогу приходить и видеть тебя», – грусть прозвучала в голосе феи, она отвернула голову, чтобы не видеть разочарование в глазах своей любимой подопечной и новой лучшей подруги. «Нет, нет, ничего», – заторопилась ободрить свою подругу Альбина. – «Это ничего. Ты все равно моя самая настоящая единственная подруга». С этого дня фея приходила к Альбине каждый день, и они разговаривали с ней о самых разных вещах – девочка делилась с феей всеми радостями и горестями своей жизни. Альбина даже забывала закрывать свои уши ладонями, когда слышала громкие голоса родителей, она боялась пропустить хоть одно слово прекрасной феи, которая всегда утешала и веселила ее, когда той было грустно. Девочка рассказывала Атре и о своей
