теме Ridero
ПРОЛОГ
«Давай, давай, мотоциклетка!
Трещи, покуда я на взводе,
Покуда ладная соседка
Сидит и ждёт – и в этом роде…
Пускай сорвётся мне навстречу,
Повиснет жёрновом на шее;
А я засосом ей отвечу…
Давай, вези меня скорее!»
Так зоотехник наш совхозный
Спешил с работы на свиданье,
Забыв про всё: про дух навозный,
И про телят, и про собранье,
Куда с отчётом о прививке
Был строго вызван накануне.
Все мысли были о наливке
И разбитной молодке Дуне.
Чух-чух – и встал «конёк» ижевский
В версте от фермы, у оврага.
«Ха-ха, – подумал Василевский
(наш зоотехник), – скиснет брага,
Да и Дуняша…» – недовольно
Достал ремонтную котомку,
Полез под картер и невольно
Переключился на поломку.
«…Что ж, не просили мы о худе,
Да, видно, худо к нам бежало…
Тэк, здесь нормально… Знали б люди,
Когда беда… О! Вишь, зажало…
И тут нам надобны кусачки;
А вот кусачек-то и нету…
Ну, чёрт! Придётся на карачки
Да подтащить поближе к свету…»
Уж вечер поздний опустился,
За дальним лесом солнце село;
Наш Василевский притомился,
Однако ж сделал своё дело;
Стерев подтёки на ботинке
Обрывком старого обшлага,
Он по извилистой тропинке
Пошёл к ручью на дне оврага.
Мысль в голове почти уснула,
И ноги стали точно вата.
«Эх, если б тягу не рвануло,
Как раз успел бы до заката;
Теперь нарвусь на нервотрёпку», —
Подумал наш герой уныло,
Не замечая, что и тропку
И спуск нахоженный размыло.
И тут случилось то, что все мы
Рукой судьбы зовём привычно
(увы! печальной этой темы
не избежать нам, как обычно):
Пётр Василевский оступился
И, по известному закону,
Всей своей массой покатился
Вниз по обрывистому склону…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вихрь нашей жизни – как позёмка,
Что зимним вечером играет:
Шуршит порывами негромко
И в гребни памяти сметает
Людских судеб, пропахших бытом,
Часов и дней крутую соль.
И глохнут в коконе укрытом
И чей-то вздох, и чья-то боль.
Иное время наступило,
Иные песни зазвучали;
Не всякий вспомнит, как всё было,
Что было после, что – вначале…
Кто постарел, а кто и помер,
Другие дети во дворе,
И дом другой, и новый номер.
Лишь лес всё тот же на горе.
Всё так же сплетницы-осины,
Листву по осени роняют;
Всё так же тёмные низины
Ручей петляющий скрывают;
Всё так же эхо отдаётся,
Когда аукнешь наугад,
А вниз по склону тропка вьётся —
Совсем как сорок лет назад.
Что у кого происходило
В те сорок лет – судить не смею;
Кому-то крепко подфартило,
Кому-то – нет, свернули шею;
А кто-то упряжь, как собака,
Волок упорно день за днём…
Что ж Василевский наш, однако? —
Пора нам вспомнить и о нём.
На дне заросшей котловины,
Меж ив заплаканных стволами,
Седых от клочьев паутины,
В траве, объеденной козлами,
Лежит Петруша, еле дышит,
Как плеть, безжизненна рука;
Он ничего ещё не слышит:
Он без сознания пока.
Уж ночь прошла, роса сверкнула
В лучах, пробившихся сквозь кроны,
И небо точно развернуло
Лазурный стяг, и будто стоны
Из-под замшелого завала
Слышны, и что-то говорит
Нам, что опасность