. Разве можно по-другому рассказывать о днях, когда император был жив и страна процветала?
Но первое воспоминание о столице было совсем иным. Нэйно тогда едва исполнилось шесть лет, и звали ее еще вовсе не Нэйно, а Арш – воробей. Непоседливая и взъерошенная как маленькая птичка, она стояла, вцепившись в край телеги, а кругом все мелькало, грохотало, подпрыгивало. Сперва зрелище было знакомым: бревенчатые дома, оленьи рога, прибитые над дверьми, дым уличных жаровен, квохчущие куры. Только людей было слишком много, они толпились, куда-то шли, едва замечая друг друга. Арш вставала на цыпочки, высовывалась из телеги, махала прохожим. Изредка кто-то кивал ей, улыбался и вновь исчезал в толпе.
Но потом телега остановилась, мать одернула Арш, заставила сесть. «Что там? – спрашивала Арш, хватая мать за расшитые длинные рукава. – Это воины императора? Нас пропустят?» Ответы матери она позабыла, но зато навсегда запомнила, как сладко замерло сердце, когда вновь заскрипели колеса, и телега качнулась, двинулась дальше.
Теперь все вокруг изменилось: дома стали легкими и светлыми, тонкие узоры очерчивали окна, широкие ленты с заклинаниями бились на ветру. Все было таким непривычным, ярким, каждый дом казался дворцом, и не различить, где лазурные крыши, а где синева неба.
Арш не сумела разглядеть воспетых в песнях очертаний дворца. Телега вновь остановилась, и на этот раз всех заставили выбраться наружу. Арш запомнила сильные руки, подхватившие ее и поставившие на землю. Запомнила сверкающие наручи с черненым узором, а лица не разглядела. Кто это был, стражник, воин императора? Или брат матери, приехавший с ними в столицу и быстро затерявшийся на людных улицах?
А потом путь пешком: неровная, теплая брусчатка под ногами, спешащие люди, подгоняющие окрики матери. Арш прижимала к груди драгоценную ношу – сверток с нитками и лентами для вышивания – старалась не отставать, не спотыкаться, – и не заметила, как оказалась под крышей.
Во дворце.
Он был для нее поначалу незнакомым, опасным местом. Нужно ходить осторожно, нельзя бегать, где придется. Надо всегда быть незаметной и тихой, со взрослыми говорить почтительно, а с детьми не затевать шумных игр. Каморка, куда отвели их с матерью, и веранда вышивальщиц, – вот и все, что видела Арш поначалу. Комнатка была тесной: ни одного окошка, лишь низкая дверь, два тюфяка на полу и столик с масляной лампой. Вечером, перед тем, как затушить огонь, мать подсыпала в лампу благовония, и ароматный дым еще долго клубился в темноте, проникал в сны. Арш иногда плакала, уткнувшись лицом в подушку, – вспоминала бревенчатый дом над дорогой, яблони за окном, зеленеющий овес в поле. «Не плачь, – говорила ей мать. – Мы бы умерли там с голоду».
На веранде было лучше. Она выходила во внутренний двор, и Арш могла сидеть, притаившись у резной ограды. Жадно разглядывала воинов, женщин в ярких накидках, дикарей с раскрашенными лицами, – все они проходили мимо, не замечая Арш. Однажды она увидела, как через двор промчались две белые тени, – пронеслись стремительно, оставили после себя изломанные стебли цветов. «Это кьони, – объяснила старшая вышивальщица. – Императорские волки. Им можно все».
Но подолгу сидеть и разглядывать двор не получалось. На веранде у Арш было много дел. Она распутывала клубки, сматывала ленты, обметывала шелковые платки. А когда матери доверили сложную работу, – вышивку дорогой накидки, – то и для Арш нашлись новые поручения. Она стала посыльной и разносила теперь готовые платки, спешила к торговцам за шелком и лентами.
Тогда она поняла, что дворец – это коридоры и террасы, веранды и маленькие домики, зеленые дворы и белые лестницы. Тогда она наконец увидела лазоревые крыши, услышала перезвон колокольчиков на ветру, почувствовала аромат благовоний, доносящийся из покоев императора.
Его дом – с острыми углами и ярким изгибом крыши – стоял на холме, и к порогу вели сорок ступеней. И впервые Арш увидела императора случайно, издалека.
В тот день ее послали в восточный флигель – его увитая цветами веранда огибала широкий двор, вела к самому подножию лестницы. Арш отдала служанке тяжелую стопку расшитых покрывал, и, как обычно, задержалась у ограды.
Арш уже привыкла к волкам, они появлялись неслышно, принюхивались, пробегали через веранду, исчезали во дворе. Но сегодня на лестнице их было так много, – волки сидели и лежали на ступенях, белоснежные, неподвижные как статуи. И только один, самый огромный, ходил взад-вперед, словно сторожил что-то. Иногда останавливался, замирал на мгновенье, запрокинув голову к небу, а потом вновь продолжал свой путь.
И там же, среди волков, стояли двое, юноша и девушка.
– Смотри, смотри, – прошептала служанка, наклонившись к Арш. – Это император!
Арш вцепилась в ограду, встала на цыпочки. Император, совсем рядом, без толпы воинов и прислуги, лишь в окружении волков! Арш смотрела на него во все глаза, старалась запомнить каждую мелочь. Длинные черные волосы, непослушная прядь трепещущая на ветру, золотистый загар, сине-зеленый шелк одежд, широкие рукава, изумрудные браслеты и медальоны… Император смеялся, говорил что-то, – но на террасу долетал лишь неразличимый отзвук слов. Девушка