_5a868af1e69bbb0600b0d1b1_jpg.jpeg"/>
Глава 1
Трёх мачтовый красавец фрегат1 беспомощно застыл в открытом море. Теперь он больше походил на огромную дохлую рыбу, дрейфующую кверху брюхом на водной глади, чем на величавый корабль. Его паруса уныло обвисли, словно крылья подбитой птицы, которая не в силах пошевелиться безутешно тоскует, в ожидании хотя бы лёгкого дуновения ветерка. На палубе судна, маясь от безделья, развалилась добрая половина команды. Моряки старались расположиться в тени парусов, но чем выше поднималось Солнце, тем меньше тени отбрасывало парусиновое полотнище и людям ничего не оставалось, как греть на солнце бока и животы. Мужчины напоминали ленивых котов, пара которых, стараясь найти прохладу, растянулась здесь же не желая шевелиться. Ни люди, ни коты не хотели спускаться в ещё более душный трюм и в его темноте заниматься чем-либо. С первого взгляда на команду фрегата можно было догадаться: – перед нами сборище отъявленных проходимцев и авантюристов. Одежда корабельной публики в большинстве своём представляла жалкое зрелище и вызывала недоумение. Представители сильной половины человечества, находясь неделями в чисто мужской компании, похоже вовсе не заботились о эстетической стороне своего внешнего вида, и большинство из них были облачены в рубаху, с закатанными рукавами и в штаны, обрезанные у колен, а некоторые не удосужились одеть даже рубахи, а щеголяли в оборванных бриджах, шлёпая по палубе босыми ногами. Но правда за пояс каждого был заправлен палаш2, пистолет и пара кинжалов. Обожжённые тропическим солнцем физиономии молодчиков ещё более утверждали в мысли об их неблагородном происхождении и не вызывали желания совершить совместную молитву во славу господа. Но надо сказать, лица моряков не были лишены мужественности, а взгляд глаз убеждал в отчаянной смелости их обладателей. Мускулистые и жилистые тела разбойников украшали шрамы, полученные в сражениях, а сами кавалеры источали специфический резкий запах, способный привести в чувство упавшую в обморок благородную даму или наоборот довести её до него.
Поскольку игра в кости и пьянство во время похода были запрещены, оружие давно приведено в порядок, а бег в мешках под палящим солнцем уже утомил, моряки скучали в ожидании ветра и травили байки о реальных случаях, которые до такой степени обросли домыслами, невероятными преувеличениями и суеверной чепухой, что казались просто фантастическими.
Один из бродяг принёс гитару и передал её молодому человеку и сборище, затаив дыхание замолкло, надеясь услышать песню. Сначала парень исполнил куплеты о тяжёлой и опасной жизни моряков, а потом с лукавой улыбкой взглянув на товарищей запел:
Ан, Вас умоляю – научитесь лобзать,3
Целовать научитесь – умоляю Вас,
Потому что с тех пор, как любви пробил час,
Правят миром лишь те, кто умел целовать.
Мужчины громко заржали, но тут же замолчали, желая услышать продолжение.
Я, как многие, впрочем, весьма удивлён,
Чтоб имея, как Вы, изумительный рот,
Благородства изыск, ароматов оплот,
Был он страстью огня невзначай обделён.
Дело ж вовсе не в том, чтоб носы задевать,
Губ сухих немоту теснотой осязать,
Пусть язык ваш окажется важен на месте,
Так другу с любовью его подавая,
Непременно реприз, друга дар принимая,
Возбуждать, утолять и покусывать вместе.
Молодой человек закончил петь, и таинственно улыбаясь, оглядел палубу, а команда снова разразилась хохотом:
– Ну, ты шельмец, Жюлиан, вот ведь как складывает! Сразу видно, ты из знатных! – одобрительно смеялась морская ватага.
Молодой человек и вправду отличался от остальной публики, более опрятным видом и правильными чертами лица. Каштановые волосы были аккуратно зачёсаны и собраны в хвост, а серые глаза светились умом.
– Это не я сочинил, – скромно ответил парень, – Я только положил их на музыку, а стихи написал Оливье де Мани ещё в прошлом веке, – уточнил он.
– Знал твой Мани о чём писать! – смеялись моряки, – Спой ещё что ни будь. – попросили они.
Парень не стал ломаться и, ударив по струнам, посмотрел на крепкого молодого мужчину, сидящего неподалёку на бочке и воскликнул:
– Капитан, запевай! – предложил он и заиграл задорную мелодию.
Тот, кого Жюлиан назвал капитаном, улыбнулся и его зычный и на удивление хорошо поставленный голос, разнёсся над кораблем:
Их двадцать восемь храбрецов4
Сошлись на смертный бой,
И вот один уже лежит
С пробитой головой.
Когда дело дошло до припева вся свора дружно загорланила, отбивая ритм на бочках и досках палубы:
Пират, забудь про небеса,
Забудь