Шакшука. Людмила Старикова

, возвращать не собирался.

      Стучу в малиновую дверь на втором этаже комплекса «Хэмптон Гринс» на сто сорок восьмой в Белвью; за ней живёт мой милый.

      – Заходи, дверь открыта, – отвечает.

      Толкаю дверь, он лежит на полу, руки закинул за голову, смотрит в потолок. Пижамные штаны, на груди – кудряшки, такие милые. Соски цвета кофе без молока.

      Разуваюсь с сожалением, теперь, без каблуков, я буду выглядеть короче и толще. Бейби Спайс превратилась в просто Бейби; бедная Эмма Бантон, она тоже с этим живёт.

      Кладу на стол бумажный пакет с черешней.

      – Так и будешь лежать на полу?

      – А что ещё делать?

      – Пойдём на балкон, покурим?

      – Я и так могу покурить, лёжа.

      И вправду. Берёт из пачки сигарету, «Кэмел», втыкает между зубов, прикуривает.

      Позёр. Пепельницы рядом нет, а сам он по натуре очень аккуратный, никогда на пол пепел не стряхнёт. Выпендривается. Весь такой нигилист, разлёгся. Наблюдаю.

      Переложил сигарету в левую руку, правой ухватил пустую пачку, стряхнул пепел туда.

      А, понятно.

      – Поехали гулять? – говорю.

      – Зачем?

      – Погода хорошая.

      – И что?

      – Приятно.

      – Мне и дома нормально.

      – А что делать будешь?

      – Лежать.

      – Ну ладно.

      Ложусь рядом. Предлагает свою сигарету.

      – Будешь?

            Беру, затягиваюсь, лёжа курить не получилось, закашлялась, поднялась, уронила окурок на бежевый карпет. Испугалась, схватила, обожглась, в три прыжка оказалась в кухне, затушила в раковине. Продолжает невозмутимо лежать, чёрные глаза смотрят в одну точку на потолке.

            Иду в его туалет. Привычная чистота. Тёмно-синий коврик, того же тона занавеска, пахнет его одеколоном. Ага, суицидник, душился! Решил уйти по-египетски, с шиком, в облаке аромата «Шанель», «Эгоист». Шикарный парень, что скажешь. Осматриваю полочки, новых лезвий не вижу. Бритвенный набор аккуратно сложен. На полу возле унитаза слева – белый кувшинчик с изогнутым горлышком. На полочке над умывальником – стопка новых зубных щёток, ещё запечатанных в пластик. Выбираю фиолетовую, разрываю упаковку, чищу зубы.

      Возвращаюсь к нему, ложусь на кудряшки, вдыхаю его запах:

      – Давай, поцелуемся?

      – Честно, не хочу, – и даже не глядит на меня!

      Кусаю его за подбородок и отползаю. Иду в кухню, мою черешню. Удивляюсь тому, что моё самолюбие почти не задето его отказом.

      – Будешь черешню?

      – Ничего не хочу, – продолжает лежать на полу.

      – Пойдём в постель?

      – Нет.

      – Так и будешь лежать?

      – Да.

      – А когда я уйду?

      – Встану.

      – И что будешь делать?

      – Играть в «Heroes III».

      Ревность острой шпагой пронизала меня от макушки до пяток:

      – Без меня?!

            Поднимается с пола. Люблю это тело, с его удивительной, ароматной кожей и складкой на животе. Он сердится на неё и говорит, что хочет похудеть. Он даже не знает, что я люблю его жир.

      Проходит мимо, словно сквозь меня. О, как я хочу его! Я бы зацеловала это толстое пузо, замучила его своими поцелуями, утомила своей многочасовой любовью. Наверное, поэтому он и не хочет. Досадно. Идёт в спальню, я – за ним по пятам. Кровать не заправлена. На тёмно-синей простыне – белая и красная книги. «Как быть, если не хочешь жить?» и «Овод». Одеяло скомкано на полу.

      – Хочешь, я кровать заправлю? – спрашиваю, потянув одеяло за угол.