а в этом ведете курсовой проект. Я вам приносила план три недели назад и вы меня хвалили.
У Маши на щеках при этом проступил румянец. Топили у нас зимой прилично, в фойе было тепло, а одета она была уже по-уличному. Мина моя сделалась обычной физиономией усталого, чуть снисходительного преподавателя. Может быть малость раздраженного тем, что встретил я совсем не того, кого ждал.
– Да, да, конечно Мария. Я вас отлично помню.
– Извините, я бы не стала вас беспокоить, но вчера в фойе университета произошел случай, который меня коснулся. То есть не просто коснулся, а задел, как бы это сказать…
– Говорите прямо, – бесстрастно сказал я.
Знаете, ведь к Маше я относился крайне положительно. Даже выделял ее среди студентов по ряду критериев. Но в этот конкретный момент почему-то никак я не был расположен вести с нею разговор. Да и вообще ни с кем. Поэтому и бегал весь день по коридорам, избегая общения на кафедре. В случае же с Машей, студенткой, у меня включился вдруг режим «язвительного преподавателя».
Она как будто это почувствовала и еще больше смутилась.
– Я про мужчину, который вчера вместе с вами был в фойе. Я его не знаю, но он сказал кое-что важное… то есть личное для меня.
Я сразу же вспомнил эту историю. «Машенька» и «Оленька». Студенты, которых Никанор Никанорыч удивил своей осведомленностью о тонкостях совместного проживания в общежитии.
– Я бы хотела поговорить с тем человеком, – продолжала Маша. – Хотя он и сказал тогда все верно, не ошибся, я не могу понять, как он узнал об этом?
Эх, Машенька, Машенька, усмехнулся я про себя. Откуда Никанор Никанорыч знал об этом да и обо всем другом? Знай я ответ на этот вопрос, стоял бы я что ли сейчас здесь, подпирая колонну вечернего вестибюля и подслушивая разговоры сплетниц? Откуда Никанор Никанорыч знает про Машеньку, про мою научную работу и про мой рабочий-нерабочий понедельник? В конце концов, про Бильгамешу, лугаля-жреца Мардука в древнем городе Вавилоне? Откуда он знает? Кто он, Никанор Никанорыч и… Тут меня осенило. Перед глазами снова промелькнула сцена в которой замахивается Шаммурамат и вот уже летит кинжал с навершием в виде головы быка с ухмылкой Балу. Да да. Так назвал Бильгамешу своего собеседника в саду. Балу. Эта ухмылка, насмешливая, снисходительная, страдательная. Теперь я уже не сомневался, что Никанор Никанорыч и Балу – одно лицо. Человеческое или нет, но одно!
Все короткое время моих умозаключений, Маша разглядывала меня с некоторой опаской. Лицо мое очевидно не было бесстрастной маской, не умел я скрыть охвативших меня чувств. При этом, как в любой момент нервного озарения, мозг мой заработал с безжалостной скоростью и точность.
– А вам-то что с того, Мария? – ни с того ни с сего спросил я.
– Простите? – не поняла девушка.
– Ну узнаете вы, откуда знал он о ваших с Ольгой делах, и что? Изменит разве это что-нибудь?
Она замешкалась, недоуменно хлопая ресницами.
– Не знаю, но… – попыталась ответить она, но я не дал.
– Вот и именно, что не знаете, – возгласил я. – Не