льной издательской системе Ridero
Я влюблена в Слово. Мне нравится его вкус, когда оно касается моих губ ещё до первого кофе. Мне нравится его запах из-под твердых переплётов. Я люблю его трогать, проводить рукой по его щетинистым страницам. Мне нравится, когда оно остается до утра на моей кухне и вперемешку с сигаретным дымом говорит мне что-то личное и важное. Мне нравится его звук в закадровом тексте, в записи, в прямом эфире сквозь ветрозащиту или с шумами ветра на крышах. Мне нравится, когда оно складывается в строки и рифмы, когда оно сжато и говорит по делу или, наоборот, растекается по причастным и деепричастным оборотам. Мне нравится, когда оно звучит звонким чужим голосом в знаках прямой речи. Я люблю, когда оно живёт на нотном стане и умеет петь. От любви между человеком и словом появляется новое поколение слов. Возможно, и у меня когда-нибудь появится своё Словечко, и я буду любить его больше всех остальных больших Слов.
Спасибо всем, с кем я могу делиться своими словами. Спасибо всем, кто их слышит.
Книга
И если бы я написала книгу,
Она бы рвалась в середине октавы.
То поезд на Питер с прибытием в Ригу,
То счастье земное у киевской лавры.
И если бы я написала книгу,
Она состояла бы из многоточий,
Из белых страниц, опечаток, изгибов,
Из разных историй, ухаб и обочин.
Я до конца бы несла интригу,
На птице до Кипра, Афин или Римини.
Но если бы я написала книгу,
Она бы кончалась твоим именем.
«Вот бумага. Вот ручка. Вот тысячи мелких фраз…»
Вот бумага. Вот ручка. Вот тысячи мелких фраз.
Она села голой на тумбу. К окну в анфас.
Ее день начинался с кофе без молока.
За окном плыл декабрь, люди и облака.
К ней пришел добрый кот. Шершавый. Урчащий. Свой.
Снилось лето, кустарник, пчелы и зверобой.
В этой светлой квартире стало в момент темней.
Он забрал свой плащ и лампу для двух огней.
В этой шумной квартире теперь одна тишина.
Вот бумага. Вот ручка. И девушка у окна.
Его чашка на кухне стала чужим пятном.
Хоть куда уткнись, разглядишь под любым углом.
Можно выкинуть просто, разбить о скупой бетон…
А вчера была осень, плащ, лампа… Вчера был Он.
Надо встать и выйти, но ноги тугой смолой.
Она тихо воет, а кот заглушает вой.
Надо встать, смыть слезы, убрать кровать.
Только тело ноет, не хочет оно встать.
Вот бумага. Вот ручка. Вот тысяча мелких фраз.
Она села голой на тумбу. К окну в анфас.
«Не души меня правом видеться… Да так редко… Издалека…»
Не души меня правом видеться… Да так редко… Издалека…
Я ведь раньше была любимицей, да и ближе других слегка.
Я дурею, когда на привязи, рвусь под ночь к тебе с поводка.
Если что-то вдруг станет кризисом, знай, что рядом моя рука.
Я бреду, спотыкаюсь лапами, чтоб уткнуться в твое плечо.
У тебя у кровати под лампами мне спокойно и горячо.
Утром лай мой заглушит городом, светом бьет через твой балкон.
А ты схватишь меня за ворот и к двери тащишь из дома вон.
«В такую погоду особенно хочется…»
В такую погоду особенно хочется
Мускат и случайный ночлег.
А осень под дверью скребет и щекочется.
И в окнах мерещится снег.
На кухне согреться. Не гнать руки с талии.
Под люстрой вить кольцами дым.
Наутро проснуться с сентябрьским дыханием.
Замершим. Спокойным. Другим.
Утро
в душных маршрутках, привокзальных карьерах.
загнаны, стиснуты, сбиты в вольерах.
вдоль автострад семенят колеса.
и даже не август, а осень, осень.
дома пропитались ликером желтым.
на окнах души для воров решетки.
на месяца три пожить в гости
с окраин несется осень, осень.
«Я хочу задержаться в одной минуте…»
Я хочу задержаться в одной минуте.
Вот сейчас. С тобой. Никого в ней кроме.
Не нуждаюсь в страховке и парашюте.
Не хочу обещаний о светлом доме.
Не хочу наше завтра