ection>
ГЛАВА ПЕРВАЯ
С давних пор в прекрасных землях Лугрии жил лесной народ лугров. Это был работящий и мирный народ. Лугры выращивали капусту, ставили капканы на кротоликов и охотились на свирепых клыкорогов.
С древних времён они любили давать друг другу весёлые имена, такие как: Дырчик и Выпуклышь, Бололо и Лолобо, Круглобок и Лолобок, Ложкаед и Ухожуй, Криводуй и Лоботук, Кривоход и Бровиход… но в последнее время они встречались всё реже. И хоть лугры к именам стали относиться посерьёзней, но фамилии остались прежние. А было их несколько: Мордобомсы и Дуболомсы, Жлобсы и Пожирамсы, Обломсы и Побирамсы. Фамилии эти появились очень давно. И уже мало кто помнил почему. Но всё же можно было услышать, как кто-нибудь говорил:
– Пожирамсы мы сегодня или нет?
Или:
– Да не будь ты таким Жлобсом!
Мордобомсов старались держаться стороной. Потому что в их роду был странный обычай, который они называли «маленький мордобойчик». Жлобсы хоть и стеснялись своей фамилии, но всё же считали, что лучше быть Жлобсом, чем Обломсом. Обломсы же кричали, мол, зато они не Побирамсы! А Побирамсы успокаивали себя мыслью, что они с чистой совестью.
Но как бы ни спорили представители разных фамилий, все уважали кузнеца Дорофея из рода Мордобомсов. Молва о нём шла по всей округе. А любили и уважали его за то, что он помогал всем, кто обращался к нему за помощью. И как добропорядочный семьянин он был примером для подражания. У него была хозяйственная жена Элеса и смышлёный сын Мирек. И вот о нём-то и пойдёт наш рассказ.
Сколько ему было лет, никто не знал, потому что лугры не привыкли считать свои года. Но прошлой осенью Мирек заметил, что его кожа стала менять цвет, и это означало, что он начал взрослеть. Как известно, молодые лугры – совсем зелёные, так что в лесной чаще их и не разглядишь. Но чем старше они становятся, тем всё больше приобретают коричневый оттенок. А к пожилому возрасту их уже и вовсе можно спутать со стволом дерева. Ходят поговорки, что сердитые лугры со временем чернеют и даже превращаются в клубни картофеля. Но все знают, что это сказки! Потому что лугры – и сердитые, и весёлые – в конце концов, превращаются в деревья. Поэтому они никогда не рубят их и почитают святынями. В хозяйстве же используют только опавшие ветви. Так как считают это заботой предков. А жилища строят из деревьев поваленных ветром. Так они спасают предков от тлена.
Жизнь в Лугрии текла изо дня в день, из года в год, и думалось Миреку, что он будет постигать кузнечное ремесло, а потом сможет работать и самостоятельно. И как только он станет полноправным кузнецом, вот тогда-то и обзаведётся семьёй, да и проживёт жизнь размеренно и безмятежно, как и многие.
Но однажды вечером в деревню забрёл ковыляющий из последних сил коренастый сморк. Штаны его были изодраны, волосы слипались от грязи, а борода торчала клочьями. Глядел путник ошалелым взглядом, чем и перепугал многих в деревне. Но только не Мирека и отца его – Дорофея. Поэтому на ночлег он остался в их доме.
Надо сказать, что лугры знали не понаслышке, что такое настоящая усталость. Поэтому за путника селяне взялись со всем старанием. Они вмиг истопили баньку. И пока два старых лугра обхаживали сморка лопуховыми вениками, лугрянки простирнули и заштопали его одежонку. И когда гостя окатили ушатом холодной воды, то в его упаренных глазках просияла жизнь и заиграли огоньки. Не прошло и пары часов, как сморк, вымытый и сияющий, сидел в окружении лугров в избе кузнеца и прихлёбывал травяной чай с блюдечка. Чтобы низкорослому гостю было удобней среди большой и грубой мебели лугров, селяне положили на скамью подушечку. На ней-то и восседал сморк, поглядывая на окружающих. Его густая борода и каштановые волосы были тщательно причёсаны, так что теперь он походил не на разбойника с большой дороги, а на добротного старосту шахты сморков.
В следующий час он рассказывал, как отбивался от стаи клыкозубов, из-за которых просидел на дереве всю ночь и один день. А потом в каких-нибудь десять минут поведал о том, что бежит он подальше от столиц и замков, сёл и городов. Бежит хоть куда! Хоть на дальний север, хоть на крайний восток! Бежит, потому что из-за моря надвигаются неслыханные полчища серых иноземцев. А вокруг происходят странные события, в которых замешано колдовство. В одних городах жители бросают работу, теряют интерес к происходящему и смотрят пустым взглядом. В других же творится сущее безобразие, из которого он на силу вырвался. Закончив рассказ, сморк отхлебнул чай с блюдечка, откусил бублик, задумчиво пожевал и пришёл к заключению, что их, дескать, спокойной жизни настал каюк. Потом он зевнул, скромно крякнул в кулачок и попросился на печку.
Лугры от таких новостей были несколько озадачены. Они привычно бы обсудили охоту или сенокос, может быть, поговорили бы о ценах на жёлуди или на шкурки кротоликов, но что касается неведомых полчищ, это уж увольте.
– Не нашенское это дело, – сказал дед присутствующим, поглядывая на печку, на верхах которой посапывал и посвистывал на все лады и ноты старательно вымытый сморк.
– Может, он совсем того, –