нами библиотеки – чистый гарнизон: охра домов, жёлтые берёзы вдоль улицы, побелённые поребрики. Осенняя чистота различных оттенков жёлтого… Ещё середина августа, а я уже вернулся. Гарнизон кажется пустым, потому что из одноклассников мало кто приехал. У бабушек и дедушек проводят последние дни последних летних каникул в своей жизни. И Надя ещё не вернулась… Сижу в библиотеке гарнизонного Дома офицеров, конспектирую книгу «Государственность и анархия» Михаила Бакунина. Уютно, мягко поблескивают паркетные полы, мягко поблескивают мясистые листья фикуса. Бархатными шагами по зелёной ковровой дорожке проходит мимо библиотекарша, удивляется на меня. Ещё бы ей не удивляться!.. Школьник на каникулах Карла Маркса конспектирует!.. а я не Карла Маркса конспектирую, а Михаила Бакунина, которого Карл Маркс законспектировал. Кстати, довольно подробно. Из ненависти, наверное. Что-то должно быть здесь у Михаила Бакунина, какое-то зёрнышко, которое потом прорастёт и расцветёт в героях-звездолётчиках Ивана Ефремова, раз уж олигархи с планеты Ян-Ях назовут гармоничных людей далёкого будущего Земли анархистами. В кинофильмах про революцию анархистов высмеивают. Понятное дело, режиссёры и сценаристы перед властью выслуживаются. Так тогда думалось, суетно и кичливо… Крышки у столов с зелёным сукном. Столы на одного человека, чтобы никто не мешал изучать классиков марксизма-ленинизма. Конспектирую по всем правилам, как Галина Парамоновна учила. Поля красным карандашом отчеркнул, поля широкие, чтобы свои мысли записывать по поводу. Своих мыслей пока нет.
Есть, конечно, но не по поводу и… отнюдь не существенные. Зерно, которое дало бы росток и плод в людях будущего, тоже пока не находилось, но… вот эту фразу надо бы запомнить!.. Что за память?.. пока на бумажке не напишу, ничего не запоминается!.. Поискал в карманах клочок бумаги. На обороте старой квитанции за электроэнергию написал: «Мнимо народное государство, задуманное господином Марксом, управляется интеллигентным, а потому привилегированным меньшинством, которое якобы знает нужды народа лучше, нежели сам народ». В слове «интеллигентный», Марина, я сделал две ошибки, а в слове «привилегированный» – четыре. Цитату эту решил озвучить на уроке обществоведения. Вот уж Галина Парамоновна удивится!.. Ещё надо будет сделать вид, что знаешь намного больше, чем говоришь. Понятно, Галина Парамоновна найдёт слова, чтобы сократить моё… моё – что?.. Девушка вышла из хлебного магазина…
В то лето ты, Марина, вернулась в гарнизон раньше обычного. Когда переходила блестящую чистотой улицу, мне подумалось, что твой отец, дядя Володя, похож на Михаила Бакунина, только без бороды. Уже проступили золочёные небеса, и на глаз в мире стало теплее. Оранжево заполыхали рябиновые гроздья. Небеса славу Божию для меня тогда не ведали, ничего не возвещали, Творца в красоте мира не видел, но Солнце из-за облаков вышло – красиво! Какой блеск от него!.. а маленькая звезда по масштабам Вселенной… плюс-минус бесконечность!.. таких звёздочек, как наше солнце, пруд пруди, и все они разлетаются в разные стороны, подчиняясь закону бесцельного случая, который их и породил… Имел тогда такой образ мысли (чужой, кстати) и не догадывался, что мысли эти отличались пустотой… «Марина приехала…» Перечитал записанную на клочке бумаги фразу Михаила Бакунина о мнимо народном государстве, чтобы при случае блеснуть перед тобой и – к тебе, Катунина – 5, первый подъезд, первый этаж, прямо, квартира – 2. Родители наши дружили семьями, и я мог запросто заходить к вам. Тебя, смею предположить, посмешили мои прямостоящие волосы в густой шевелюре и присно назревающий на моём носу прыщ. Твои чёрные глаза и тонкие брови откликнулись довольно приветливо на моё появление.
Мы пошли на озеро.
Ты сидела на носу лодки, и нетёплое солнце светило тебе в лицо. Один из предпоследних дней северного лета клонился к вечеру. Солнечно, но никак не согреться. Я сидел напротив тебя, наискосок. Лодка чуть покачивалась на цепной привязи, цепь железно шевелилась на её дне. От солнечных лучей ты казалась чуть расплывчатой. Невысыхающие доски мостка, к которому мы были прицеплены, блестели холодным золотом. Наверху желтеющего косогора прочно стояли три крашенных охрой четырёхэтажных дома с подвалами-бомбоубежищами. Внизу косогора, за спиной у тебя, – домик священника, окружённый зарослями шиповника вместо изгороди, а вокруг него – прибрежный лесок в благородных тонах – винно-красных, рубиновых, шафрановых, и всё это богатство красок покрыто тончайшим золотым налётом. Деревья были прекрасны для зрения. Горело золотое пятно на столбе, подпирающем конёк над крыльцом. На гвозде висел сиреневый веник засушенных трав. Между окнами росли рябины. Через засыхающие грязно-малиновые листья явственно проступали оранжевые гроздья. Когда оборачивался, бил в глаза блеск озера. Белый дым клубился над деревенскими домами. За деревней – жёлто-красно-зелёная гряда леса, а над нами – поразительно голубое небо. Сперва мы вперебивку рассказывали друг другу каникулярные новости – чуть позже рядом с домом священника и разговор пошёл на соответствующую тему.
– …столетиями заграждали людям путь к знаниям! Столетиями лошадь к телеге прилаживали! Ты только подумай!.. в наше время, в конце двадцатого века, кому-то надо доказывать, что Бога нет! Ежу понятно, что без знаний человек несовершенен. Надо в книгу пальчик тыкать,