ишет. А писал высший партийный работник блокадного города раскладку съестных запасов для населения. С 1 сентября была запрещена свободная продажа продовольствия, нормы выдачи продуктов снижались еженедельно. После того, как в результате массированных авианалётов германской авиации 8 и 10 сентября сгорели крупнейшие в городе Бадаевские продовольственные склады, ситуация с продовольственным обеспечением жителей стала критической. Вместе с тем, расцветал «черный рынок» продовольствия…
Подает сигнал один из трех стоящих на столе черных телефонных аппаратов. Мужчина недовольно отрывается от писанины, рывком снимает трубку и бросает:
– Да.
– Товарищ Жданов, – раздается напряженный женский голос секретаря. – К вам по записи директор Государственного Эрмитажа, академик Понаровский Эльдар Иосифович.
Хозяин кабинета делает явно недовольное выражение лица и нехотя изрекает:
– Пусть заходит, только ненадолго.
Через мгновение входит лысый пожилой мужчина в очках и помятом черном костюме.
– Здравствуйте, товарищ Жданов.
– Здравствуйте, товарищ Понаровский. Проходите, присаживайтесь и рассказывайте. Мне уже сообщили, что у вас задержали женщину, пытавшуюся вынести мраморную статуэтку Родена.
Академик прошел к рабочему столу и сел на стул. Тяжело вздохнув, вымолвил:
– Увы, бедняга говорит, что хотела ее обменять на продукты. Ведь люди живут впроголодь. Но я ее не оправдываю.
– Органы разберутся, – бросил Жданов. – Сделано это специально, по злому умыслу или по глупости.
– Вместе с тем, – продолжил академик, – оставшийся в городе героический персонал музея подготовил к вывозу очередную часть собрания. Научные сотрудники Эрмитажа, работники его охраны, технические служащие – все, все принимали участие в упаковке картин – мировых шедевров, затрачивая на еду и отдых не более часа в сутки. Работы ведутся круглосуточно, все мы находимся на казарменном положении, заклеиваем окна. Сотрудники живут в подвалах, занимаемся консервацией зданий…
– Я все понимаю, уважаемый академик, – перебил Жданов. – Эх! Вы же знаете, немецко-фашистские войска с юга, финские с севера полностью блокировали город! Чем же я вам помогу, уважаемый академик?
– Но баржи через Ладожское озеро ходят.
– Ходят, – бросил Жданов, взял со стола лист бумаги. – Вот вчерашняя сводка, полюбуйтесь. Из Ленинграда отправлено две баржи, одна, с тремя сотнями эвакуированного населения, потоплена немецкой авиацией. Почти 100 человек утонуло! В город с Большой земли также направлено две баржи и одна с продуктами питания потоплена. Видите, какие риски! Какие потери! Вашими бесценными, мировыми шедеврами я не имею права рисковать.
– Вы должны что-нибудь придумать. Шедевры надо срочно вывозить из города! Вы слышите!? Мы не в состоянии создать для них приемлемых условий хранения, в подвалах сыро и душно. Они просто разлагаются! Недавно огромная фугасная бомба взорвалась на Дворцовой площади. А вчера один снаряд попал в Гербовый зал, погиб сотрудник…
Хозяин кабинета устало покачал головой.
Вдруг он что-то вспомнил.
– Впрочем, буквально вчера Государственный Комитет Обороны страны принял очень важное для города решение. Оно поможет решить ваши проблемы.
– Не наши, Андрей Александрович, а государственные, вернее даже, общемировые. Мы должны спасти мировые художественные сокровища. Должны…
– Хорошо-хорошо, – согласился Жданов…
1 октября 1941 года
Верхний Тагил, Свердловская область,
районная больница…
Молодой и сильный организм Ермолая Сергеева успешно боролся с травмами, полученными при встрече с бурым медведем. А заодно и со вскрывшимися во время болезни некоторыми старыми ранениями.
Медперсонал делал все, чтобы быстрее вылечить молодого человека. Несомненно, способствовала этому и неожиданно прибывшая, по указанию майора Истомина, знакомая медсестра Мила. Поэтому неудивительно, что Сергеев практически через неделю вместе с Милой отправился домой, то есть в свой гостиничный номер…
– Да у тебя не гостиничный номер, а нормальная трехкомнатная квартира с ванной и телефоном! – осмотрев номер, воскликнула Мила.
Подруга в это время рассматривала гобеленовый ковер над диваном.
– Ну, мне, как начальнику хранилища, положено, – скромно выдавил Ермолай.
Он пошел и обнял девушку.
В это время в номер вошла раскрасневшаяся, улыбающаяся Молева с огромной сумкой. Окинув взглядом парочку, заместитель Сергеева по хранилищу весело пропела:
В чарах звездного напева
Обомлели тополя.
Знаю, ждешь ты, королева,
Молодого короля.
Ермолай и Мила с некоторым удивлением смотрели на женщину.
– Здравствуйте, молодежь, – изрекла Молева. – Как