tion>
«Только правда»
«Дьяволом может быть твой сосед по лестничной
площадке. Просто ты об этом не знаешь.» (с)
I
Первые числа сентября. Время – немногим после полудня. В воздухе уже чувствуется дыхание осени, и первые желтые листья уже стремятся прильнуть к земле иссохшими телами. Яркое солнце, какое бывает только в это время года, дарит свои последние теплые лучи.
У свежей могилы, заваленной венками так, что из-под них едва видна верхушка деревянного креста, склонив головы, стоит множество людей. Сразу бросается в глаза, что большая часть из них почти дети. Шестнадцать – семнадцать лет, не старше. Это и не удивительно, ведь под всеми этими венками и почти двумя метрами кладбищенской земли лежит в обитом бордовой тканью гробу их одноклассник, вместе с которым они в этом учебном году пришли в выпускной класс.
Здесь же учителя, соседи и родственники. Здесь молчаливый и постаревший сразу на несколько лет отец, который только механически кивает головой, слушая прощальные речи присутствующих. Матери нет. Ее, накачанную транквилизаторами, оставили дома под присмотром сестры. Пройдет еще немало времени, прежде чем она вновь осознает, что произошло.
В каждом взгляде, на каждом лице читается недоумение или боль. Но какими бы искренними и сильными эти чувства не были, они уже не могли вернуть умершего к жизни. Умерших вообще мало что способно вернуть.
За похоронами наблюдали. Наблюдали скрытно, но оттого не менее внимательно. Из темневшей у самой земли щели, бывшей когда-то окном в подвале старой полуразрушенной церкви, наружу глядели два желтых, словно подсвеченных изнутри, немигающих глаза. Если бы кто-нибудь заметил эти глаза, то, скорее всего, затруднился бы сказать, кому они принадлежат. Обладатель этих глаз уже и сам забыл, как он на самом деле выглядит, ведь единственным, что он видел в последнее время, были какие-то сумбурные сны, обрывки которых сейчас беспорядочно роились в его памяти. Он, конечно, мог разглядеть себя даже в окружающей его темноте – зрение вполне ему это позволяло – но собственный вид волновал его сейчас меньше всего.
Гораздо больше затаившегося во мраке церковного подвала наблюдателя интересовали изменения, которые произошли с одеждой людей. В последний раз, насколько он мог вспомнить, вся она была сплошь серой, коричневой и темно-синей. Унылую гамму немного разбавляли цветные женские платья да мужские галстуки. Разнообразием покроя, кстати, все эти вещи тоже особо не отличались. Сейчас же одежда стоящих у могилы людей, даже, несмотря на траур, радовала глаз буйством красок и фасонов. Некто в подвале улыбнулся и медленно прикрыл глаза. Со стороны это выглядело так, как будто постепенно гаснут две неярких желтых лампочки. Да, именно так это, скорее всего, и было. Глаза не закрылись, а именно медленно погасли, перестав быть видимыми в черноте узкого подвального окошка.
Тот, кто еще недавно наблюдал за людьми снаружи, прикрыв, как ему казалось, глаза всего лишь на секунду, вновь погрузился в сон. Какие-то неясные картины и образы замельтешили в сознании, сменяя друг друга безо всякого порядка и логики. Он почувствовал, как его словно бы что-то подхватывает, и ему уже не надо прилагать никаких усилий, чтобы двигаться в потоке окружающих его видений. Он чувствовал, как становится все легче и прозрачнее и как постепенно растворяется в окружающем его пространстве. Вдруг он резко вздрогнул и два желтых огонька снова замерцали в темноте.
Людей снаружи уже не было. Косые длинные тени от деревьев и надгробий лежали на увядающей траве. В холодеющем к вечеру воздухе еще сильнее ощущался запах близкой осени и чего-то такого, чем пахнет только на кладбище. Землей, цветами и гниющим деревом. Несколько часов пролетели в одно мгновение, стоило только закрыть глаза. Пробуждение всегда было для него сложным. Он не знал, как с этим дело обстояло у остальных – если, конечно, эти остальные вообще существовали – но ему всегда было тяжело просыпаться. Он позволил себе еще ненадолго погрузиться в блаженную дрему – ровно до того момента, когда солнце полностью зашло, оставив в память о себе только светлую полоску неба над чернеющим вдали еловым лесом – и только после этого сумел окончательно проснуться.
В серых почти осенних сумерках среди травы и редких кустов, со всех сторон окружающих старую церковь, еще можно было разглядеть, как он вытек наружу и, приняв вертикальное положение, стал похож на темный силуэт очень худого и сутулого человека огромного роста. Перемещаясь по направлению к тому месту, где сегодня днем проходили похороны, он неспешно и совершенно бесшумно плыл в десятке сантиметров над землей, двигая длинными руками, совсем, как человек двигает ими при ходьбе. Возле могилы он долго глядел вокруг, всем телом поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Разумеется, не потому, что боялся кого-нибудь. Сколько он себя помнил, боялись обычно его. Ему просто хотелось увидеть, как изменилось все вокруг с момента его последнего визита наружу. Особых изменений он, как и ожидал, не увидел. Разве что могил стало на порядок больше, а места между ними на порядок меньше. Хотя, это изменение,