на печенье. У тети Люси великолепная выпечка.
– Подтверждаю, – встрял Елизаров и вороватым движением придвинул к себе блюдо. – Выпечка шикарная!
Тетя Люся посмотрела на него строго и вместе с тем ласково, как на нерадивого внука, и Еву снова кольнула ревность. У нее не получалось сходиться с людьми. Даже общение с Герой, единственным и горячо любимым братом, доставляло неловкость им обоим. Что уж говорить про чужаков! А Елизаров, похоже, был королем коммуникации и любимчиком зрелых дам. Вон и тетя Люся не устояла, пробормотала что-то сердитое, но печенья на блюдо добавила. И Ева как-то сразу догадалась, что предназначается угощение отнюдь не ей.
– Я видела человека. Он вел себя странно. – Вдруг захотелось разрушить эту пасторальную картинку, показать остальным, что не одна она неидеальная.
– Странного? – Амалия поставила турку на огонь. Медь гулко звякнула о чугун.
– Горыныч, – проворчала тетя Люся. – Опять чудит. Стал посеред двора и машет руками, что та мельница. А еще смеется. Я его увела. От греха подальше, чтобы гостям не мешал.
– Горыныч? – Елизаров удивленно приподнял бровь.
– Гордейка Горынычев, – объяснила тетя Люся. – Фамилия у него такая, но все зовут его Горынычем. Да вы не бойтесь. – Она бросила быстрый взгляд на Еву. – Так-то он безобидный. Не без придури, конечно, но не злой. К постояльцам он не лезет, мы за этим строго следим, да он и сам понимает, хоть и малоумный.
– Гордей с рождения живет на Стражевом Камне, – сказала Амалия, не оборачиваясь. Спина ее была прямой и напряженной. Наверное, приготовление кофе требовало большой концентрации. – Еще с тех времен, когда в замке был детский дом. Его отец… – Еве показалось, что голос Амалии на мгновение дрогнул, – его отец работал в детском доме врачом. Мальчик был при нем, а уже потом… – Она снова запнулась.
– Да уж говорите как есть, Амалия! – взмахнула рукой тетя Люся. – Когда ирода этого пристрелили, пацаненок так и остался при острове. Его в какой-то интернат тогда определили, а он всякий раз сбегал и на Стражевой Камень возвращался. Так и бегал туда-сюда, пока совершеннолетия не достиг. Тогда уж его тут, – она бросила быстрый взгляд на Амалию, – оставили. Из жалости.
– Вот именно, из жалости, – заговорила Амалия неожиданно строгим, холодным тоном. – Гордей от своего отца тоже натерпелся. Никто из нас не знает, что довелось пережить бедному мальчику! – Она говорила так, словно и в самом деле считала мужчину, которого Ева видела во дворе, маленьким мальчиком. – А мы тем и отличаемся от зверей, что способны к состраданию.
– Так я ж ничего! – Тетя Люся вдруг всполошилась, щеки ее пошли бурыми пятнами. – Разве ж я Гордейке чего плохого желаю?! Я только за постояльцев переживаю. Вон он сегодня девушку напугал! – Она глянула на Еву, ожидая поддержки.
– Он не напугал. Просто это вышло неожиданно…
– А что случилось с его отцом? – спросил Елизаров. – Вид у него по-прежнему был расслабленный, даже ленивый, но именно он задал вопрос, который так и