но, ущипнув себя, удостоверился в обратном, впрочем, большой радости это ему не доставило. Беда была в том, что Сергей Викторович никак не мог вспомнить не только число, день недели и месяц, но даже год.
Он встал и подошёл к окну. На улице было как всегда, лишь луна медным начищенным грошем прилипла к небу. Он хотел взять монетку на счастье, но передумал. Зимин обратился за разъяснениями к розовым котятам на календаре, но те в ответ издевательски промолчали. Тогда Сергей Викторович осторожно сел в кресло.
Сотни дрожащих странных, иногда нелепых картинок: события, предметы, люди – закружились в его голове: ночной, с розочкой, эмалированный горшок под решетчатой деревянной детской кроваткой, случайно проглоченный блестящий металлический шарик, который через сутки тяжело, только с помощью клизмы, покинул ослабленный организм, плюшевый мишка с подозрение на аппендицит, удачно прооперированный кухонным ножом. Зимин вспомнил воспаление лёгких и болезненные уколы тупыми иглами, вспомнил ненавистную манную кашу с комочками за маму, за папу, за прочих близких и дальних родственников, а также за совершенно незнакомых людей. Он вспомнил, как первая девушка бросила его через десять минут после знакомства, обиженная монологом про летучих мышей, как коллеги по работе прозвали его сервизом и, шутки ради, подкладывали ему кнопки на стул, как на десятый день рожденья ему вместо долгожданного велосипеда подарили пузатый, словно беременный, глобус на тонкой ножке-подставке. Зимин вспомнил разбитые до крови коленки после очередной потасовки и настойчивые ухаживания симпатичного нежного мальчика-первокурсника, который из-за неразделённой любви чуть не покончил жизнь самоубийством, бросившись вниз с третьего этажа. Память подсказала, что Волга впадает в Каспийское море, а Миссисипи в Мексиканский залив, что ящеры в меловом периоде болели кессонной болезнью, так как беднягам приходилось слишком глубоко нырять за добычей, что многие виды растений при сильном загрязнении атмосферы чаще поедаются насекомыми. Бикини, собаки, революции, катаклизмы, железнодорожные платформы, запахи, удочки, президенты с жёнами, картины, свечи, экскаваторы калейдоскопом кружились в его голове, но… но искомое сочетание чисел никак не хотело всплывать из бездонных глубин подсознания.
Зимин на всякий случай разбил тарелку, но это не помогло. Он с рождения был добрым человеком, но сейчас всё его не только очень, очень, очень беспокоило, а даже злило, толкая на решительные меры.
Соседи ещё спали, правда, Зимина это не остановило. В ответ на гневный настойчивый стук из-за соседской двери через несколько минут раздался осторожный, хриплый спросонья голос:
– Кто там?
– Это я, Зимин, ваш сосед.
– Какой такой Зимин?
– Сергей Викторович.
– И тебя не знаю. А Лидка с вами?
– Нет. Я один.
– А где Зимин? Или как его там?
– Нет, вы не так поняли. Я Сергей Викторович Зимин.
– Понятно. А где Лидка?
– Не знаю. Я не знаком с… Лидкой…Лидой, – Зимин замялся.
– Понятно. Чего надо?
– Вы не подскажете, который час? – спокойно и очень вежливо спросил Сергей Викторович.
– Чего? Рано ещё, – за дверью зевнули.
– Скажите, пожалуйста, какое сегодня число?
– Ты чего там, мужик-сосед, совсем с ума сошёл? Сейчас выйду, все рога тебе пообломаю, – за дверью что-то упало.
– Очень прошу вас, скажите, какое сегодня число? – Зимин был настойчив и не собирался отступать.
– Большое, – щёлкнул замок.
– Будьте любезны, можно поточнее?
– Очень большое, о-о-очень большое, – щёлкнул другой замок.
– А какой сегодня день недели?
– Сейчас, минуточку, – опять что-то упало.
– Пожалуйста, какой сегодня день недели? – Зимин занервничал.
– Наверное, где-то между средой и воскресеньем,– за дверью стало подозрительно тихо, как перед приближающейся грозой, но Сергей Викторович не обратил на это внимания.
– А какой месяц?
– Зима.
– А год?
Дверь неожиданно распахнулась, и Зимин получил сильный удар в лицо красным, грязным кулаком, но всё равно ничего не вспомнил. Воинственный пыл угас, и он, решив больше не искушать судьбу, вернулся в кресло.
II.
Десять лет назад Сергей Викторович стал Стрельцом и стал управлять непонятным девятым домом гороскопа, который в свою очередь подчинялся далёкому и безобразному Юпитеру, пятой планете от Солнца и самой большой в нашей галактике. Кто-то увлекается живописью, обсуждая со всей серьёзностью преимущества гениального клоунского маразма Дали перед монументальным естеством старичка Тициана, кто-то пытается разобраться в эпилептических идеях господина Достоевского, возомнившего себя Нострадамусом нашего времени, кто-то получает удовлетворение от музыки Чайковского, а Зимин купил телескоп и стал смотреть в небо. Там он разглядел Вегу, бряцающую на Лире,