Житие святого благоверного Иоанна Кронштадтского в пересказе для детей. Тимофей Веронин

традали, болели, бедствовали. Они приходили к этому человеку в последней надежде, а он за всех горячо молился Богу. И Бог почти всегда исполнял его просьбы.

      Звали его отец Иоанн, и был он священником в Андреевском соборе города Кронштадта недалеко от Петербурга.

* * *

      Маленький Ваня любил огоньки лампад, отцовский голос, певший псалмы в деревенской церкви. Его отец был бедным дьячком и часто брал маленького сыночка с собою в храм. Совсем ещё малышом Ваня часто вставал на молитву среди ночи. Почти без слов глядел он на тёмные иконы и чувствовал рядом Бога. Однажды ночной сумрак в деревенской избе озарился внезапным светом. Большая белая печь, лица спящих родителей и братьев – всё было освещено чудным сиянием. Но никто не проснулся. А рядом с Ваней стоял светлый юноша.

      – Я твой Ангел-хранитель, я всегда рядом с тобой, – сказал он и стал невидим.

      А потом Ваню отправили в духовное училище. Грустно было расставаться с родным домом, с любимой старинной церковью, с полями, где по вечерам он часто встречал закат. Начались долгие уроки, а спали ребята в больших общих комнатах по двадцать человек. Да к тому же совершенно не давалась Ване учёба. Сидит на уроке, слушает, слушает, а потом спросит его учитель: «О чём я сейчас говорил?» – а Ваня молчит и вспомнить ничего не может. Так же и с учебником: еле-еле прочтёт страничку, попытается пересказать, а в памяти ничего не держится.

      Одноклассники смеялись над ним, а преподаватель даже родителям написал, что, скорее всего, придётся Ваню из училища забрать. Стыдно было мальчику и родителей жалко. Они так хотели, чтобы он в люди вышел, а без учёбы даже и дьячком, как отец, не станешь. Сгодишься только коров пасти. Одно средство оставалось – молитва. Вот и начал по старой привычке Ваня по ночам молиться. Все ребята спят. В окно луна смотрит, а он – на колени и молится со слезами.

      «Однажды во время такой молитвы вдруг точно потрясло меня всего, – вспоминал потом батюшка. – У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове. И мне ясно представился учитель, урок того дня, и я вспомнил даже, о чём и что он говорил. И легко, радостно стало на душе. Никогда я не спал так спокойно, как в эту ночь. Чуть засветлело, я вскочил с постели, схватил книги, и – о счастье! – читаю гораздо легче; понимаю всё. А то, что прочитал, не только всё понял, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе сиделось мне уже не так, как раньше: всё оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике – решил; и похвалили меня даже».

      С этого-то времени огонёк молитвы особым образом загорелся в Ванином сердце. С его теплом и семинарию легко было закончить, и поступить в Петербургскую духовную академию, куда брали только самых лучших семинаристов.

      На последнем курсе академии он, конечно, много думал о своём будущем пути и мечтал отправиться проповедовать христианство язычникам: на Аляску или Алтай. Но ему предложили место священника в Андреевском соборе Кронштадта. Иван, лелея свои мечты, не очень-то хотел соглашаться, но всё же поехал посмотреть храм и город. Сойдя с корабля (ведь Кронштадт расположен на острове) и увидев собор, он застыл от изумления. Несколько лет назад Иван видел этот храм во сне! Именно такой: озарённый летним солнцем, с сияющими крестами. И ему стало ясно – Бог указывает, каким путём идти.

      А спустя несколько месяцев, уже священником, шёл он в сумерках морозного декабрьского дня мимо низеньких кронштадтских домов к храму, где служил. Несколько пьяных мастеровых устроили потасовку в подворотне, кто-то кричал на углу улицы, а возле торговой лавки нищие в рваных обносках тянули руки к прохожим, а те прятали свои носы в высокие воротники. Он подошёл к нищим, стал их расспрашивать. Они сначала дичились и подозрительно смотрели на отца Иоанна, но потом стали со слезами жаловаться на горькую долю. Они ещё недавно жили в столице, но потеряли работу, стали бродяжничать. Из Петербурга их выгнали сюда, но здесь тоже работы нет, и они не знают, чем жить. Одно осталось: замёрзнуть. Вытащив из кошелька всё его содержимое и вручив несчастным, молодой священник подумал, что в свете Христовой любви нуждаются не только дальние народы и страны, но и крещёные русские люди. Каждый день его жизни был посвящён теперь тем, кому нужны были молитва, помощь и любовь.