воих уроках пофилософствовать «Родиться— дело случая, а умереть— дело каждого». Мудрые слова, тогда казалось мне, но по мере моего взросления я начал с ней не соглашаться.
По моему родиться— это тоже дело каждого, ведь подумай просто, кто не родился, тот и не каждый. А если допустить, что родиться— дело случая, то и умереть— дело всё того же самого случая, ведь не родившийся и не умирает.
Вот такая вот фигня эта ваша философия, решил я когда стал совсем, совсем взрослый.
(Гайярд Левингстон. Книга третья. 1919 год)
***
Это случилось, как раньше любили писать, в городе Н. И действительно, какая собственно разница, если таких городов у нас как на собаке моей блох? Небольшой областной городишко, коих десятки, а то и сотни разбросанно по всей необъятной нашей матушке России. Городок абсолютно ни чем не примечателен, а потому все призывы местного губернатора развивать тут туризм по новой моде спущенной из столицы даже ему самому кажется смешным. Под стать городу скучны тут и улицы и люди, что по этим вот улицам с деловитым видом порой неспешно прогуливаются. Не трудно догадаться, что каких-то невероятных происшествий город этот не видел наверное с самого своего сотворения и даже когда другие города героически оборонялись или хотя бы героически сдавались неприятелю тут всё протекало относительно мирно. Пришли эти, выгнали тех, потом пришли те и выгнали этих. И казалось бы, что ж тут плохого, живи да радуйся, вот только скучно очень. Даже вспомнить нечего. Единственное развлечение тут придумали, опять же по нивой моде присланной из центра, в знак солидарности то с французами, то с немцами когда у них там случаются страшное «чёрте-что», постоять у здания администрации со свечками в руках продающимися тут же предприимчивыми цыганами.
Так бы и жил этот город и дальше своей скучной, сонной жизнью, когда даже дни запоминать не надо, идо тот, что вчера был абсолютно похож на тот, что сегодня и я всех уверяю завтрашний ни чем от них отличаться не будет, если бы осенним солнечным вечером у серой стены, что тянется от аптеки на против ателье по пошиву свадебных платьев не появился этот странный тип. Ни кто и не заметил как он там появился. Просто вот стоит и всё. Как пришёл, откуда в таком виде? Странным назвать этого человека язык не поворачивается. Странный у нас вон, который и зимой и летом в шортах и футболке бегает и хоть мне на это абсолютно плевать, но для большинства это и есть «странный». Этот был сверх странный. Одет в чёрный плащ, а ля «я ужас летящий на крыльях ночи», только вида до такой степени замызганного, что кажется довелось этому плащу повоевать ещё при Бородино бугая неразумных французиков. Поло плаща рваными грязными лохмотьями свисает до самого асфальта на котором этот тип стоял. На руках у странного человека чёрные, сильно потёртые перчатки, на ногах сильно истоптанный, тоже когда-то чёрные, но теперь скорее пыльного бархата оттенка сапоги. Сам он тоже одет во всё чёрное. Но пожалуй самая странная часть его гардероба, именно то, что отличает его от редкого зверя в наших краях по причине скудности корма— чёрная шляпа с огроменными полями. Шляпа его вся в прорехах и заломах, но при этом вполне умудряется держать лицо своего хозяина в густой непроглядной тени.
Этот чёрный человек (буду его так называть, просто для общего удобства) по началу стоял возле серой стены абсолютно ни чего не делая. Приглядывался, изредка приподнимая голову, дабы поля шляпы открывали ему обзор. Замечу, что и при этом тень от шляпы не открывала лицо хозяина. Наверное именно за такую крепкую преданность тот и любил свою рванину.
Вечер, народ спешит с работы домой. Кто к плите жарить картошку али макароны, кто к любимому сериалу про доярку убившую в коровнике олигарха, а кто и к продавленному дивану— единственному другу с кем единственным хочется хряпнуть пивка. Человека этого конечно же замечают, но стыдливо отводят глаза, ещё чего взгляды встретятся и вечер наполненный муками совести, что прошёл мимо обделённого испорчен. Людские ручейки по широкой дуге обтекали того человека, боясь попасть как это сейчас говорят в зону его личного комфорта, то есть под тень его невероятных размеров шляпы. Это друг друга они толкают, пинают и грызут не заботясь об этой зоне, но вот к такому странному типу стараются близко не лезть. Вдруг он плюнет своей вонючей слюной, потом ни какая химчистка не отчистит это доставшееся от бабушки пальто.
Вот, театрально раскинув руки, словно гигантский грязный ворон расправил он свой истерзанный веками плащ. Молча поклонился, приложив правую руку к груди и запел.
Вернее не запел, а очень тягучим, мелодичным, чарующим голосом медленно заговорил:
– Подходи, налетай. Только сегодня и только сейчас. Уникальное предложение. Панацея и душевное спокойствие. САМАЯ ЛЁГКАЯ СМЕРТЬ – с этими словами он ловким движением руки вынул откуда-то большую то ли конфету, то ли пачку таблеток «аскорбиновой кислоты» завёрнутую в цветастый шелестящий фантик и начал его всем демонстрировать.
– Это волшебное средство подарит каждому желающему нескончаемое удовольствие смерти. Прими это чудо средство и ты просто сладко уснёшь. НИ КОГДА ЕЩЁ СМЕРТЬ НЕ БЫЛА ТАК СЛАДКА.
Он