ёзды – в тысячу раз дальше
огней неусыпного города.
Видите ли,
тоска во взгляде бездомного пса —
бездонней
застывшего над головой небосвода.
© Сергей Николаевич Арсентьев, 2018
ISBN 978-5-4490-9007-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КОЛЛЕКЦИЯ
Картинки воспоминаний освещены полуденным солнцем. В нашей деревне дедушка палкой по камням постукивает, корову гонит со двора. Угощает сахаром: по кубику мне и брату. Дарит нам пустые спичечные коробки: стараясь не порвать, отклеиваешь этикетку. А дальше – старик не поднимается с кровати, плохо пахнет. Наши папа с мамой кормят с ложечки того, кто старше их, а из-под занавески пыльный свет оседает на выгнутые половицы. Односложно и гадко ругается дед, мы его боимся.
Бежим через поле, а наши тени намного длиннее нас. Просёлочная дорога пылит и тянется, врастая в горизонт. С чего бы это маме быть такой напуганной? Зачем отец отправил нас в деревню, где я ни разу не бывал? Сам догадался, что мы несём какую-то невиданную новость, об остальном додумал старший брат: и что такое «фельшер», и как найти тот самый дом, о чём сказать. Я задыхался, кашлял, отставал. И рассудил примерно так: мой брат сильней, и как бы долго ни бежал – он никогда уже не будет задыхаться.
На третий день был дождь, и мы с отцом шагали через то же поле – позвать кого-то и куда-то. Я заметил, что если вглядываться вдаль, то щёки мокрые от слёз. Ничто не изменилось до сих пор, но я стараюсь вглядываться реже. Как я сказал, на третий день был дождь. Мы повстречали незнакомых мне людей и развернулись. А в нашем доме шум и толкотня. Чужие запахи, темно и два стола: для взрослых – и для нас, детей. Обветренные дольки апельсинов, конфеты, хлеб кусочками, салат, картошка.
В конце застолья папа подарил мне коробок, я бережно отклеил этикетку. Последнюю в коллекции картинок.
ВОДА
Хотелось бы просто верить,
не говоря ни слова,
что на часах было девять
или половина второго —
и сердце остановилось,
биться во сне перестало,
словно вода вылилась
из опрокинутого стакана.
Нет ничего безжалостного,
нет ничего плохого
в том, что вода бежала,
и снова, и снова, снова,
не чувствуя ни усталости,
ни боли, ни сожаления,
к небу она поднималась
и падала с неба на землю.
Нет ничего грозного,
нелепого, грубого, странного,
что нельзя умереть поздно:
только вовремя или рано,
когда на часах девять
или половина второго
и каждому хочется верить,
что смерть – это просто слово.
ДЕРЕВНЯ
По вечерам крепчал мороз,
душил живых до полусмерти,
На привязи голодный пёс
хватал зубами снежный ветер;
Как человеческое тело,
печь остывала без огня,
И после стирки простыня
не сохла, но деревенела;
На полках выцветали книги,
на стёклах иней намерзал,
черствели души и глаза,
И грубо пели забулдыги
одну из песен о тоске:
о чёрном вороне, что вьётся;
Ведро звенело на крюке
и падало на дно колодца,
но стоило ведру упасть,
и цепь – натягивалась туго.
Ночь.
Простыня.
Собачья пасть.
Колодец.
Вьюга.
ЧЁРНАЯ БАЛЛАДА
От огня палящего
за тенью, вперёд растущей,
куда иду – не спрашивай
и даже не слушай
в лесу мой кашель,
в траве – шагов шорохи.
Не знаю, как дальше:
хорошо ли будет, плохо ли —
но ты смирись, пожалуйста,
одиночество не вынашивай:
тьма в лицо ужалит,
а потом – не страшно
и любить не надо
по-настоящему.
Чёрная баллада
станет песней нашей…
Нелёгкой ношей
легли на плечи
дожди осенние.
В тоске непрошеной —
костёр не вечен…
Прошу прощения.