х с улиц села Кречевицы. Только пьяный сапожник Тимоша, бредёт, меся грязь своими длинными, тощими, как у цапли, ногами. Впрочем, вот и он скрылся в дверях трактира.
Поручик Одинцов отошёл от окна, и сел за стол. Тишину канцелярии батареи, лишь изредка нарушал скрип половиц под ногами часового, расхаживающего в коридоре. Поручик покрутил пуговицу на мундире, а она возьми да оторвись. «Чёрт, незадача! – досадливо поморщился Одинцов, – Федька сволочь опять напился и не привёл мундир в порядок. Да, не фартит мне с денщиками». Действительно, с этим народом Алексею решительно не везло. Первый был лентяй и манкировал своими обязанностями, второй пойман на воровстве. Федька, третий денщик, шустрый малый, лишенный недостатков своих предшественников, да вот беда, большой любитель заложить за воротник.
– Часовой! Ко мне! – крикнул Одинцов, приоткрыв дверь.
Загремели шаги, и на пороге дежурной комнаты, возник рослый, детина лет тридцати. Вытянувшись во фрунт, он доложил:
– Ваше благородие, рядовой Онищенко по вашему приказанию явился.
– У тебя есть нитка с иголкой? – спросил Одинцов.
Онищенко с удивлением уставился на офицера.
– Порвали что господин поручик? Дык вам зашивать несподручно будет. Дозвольте мне ваше благородие.
– Не надо братец, – покачал головой поручик. – Твоё дело канцелярию охранять, а не пуговицы господам офицерам пришивать. Я и сам справлюсь, ты только дай мне нитку и иголку. У тебя они должны быть с собой. По тебе видно, ты солдат справный.
– Рад стараться ваше благородие! – Онищенко протянул иголку с чёрной ниткой.
– Благодарствую братец. Теперь иди, служи дальше.
– Слушаюсь ваше благородие! – Онищенко пошёл дальше мерить шагами канцелярию.
В детстве у Одинцова был гувернёр, француз по имени Мишель. Он служил капралом в наполеоновской армии, и попал в плен при отступлении из Москвы, да так и остался в России. Весёлый, неунывающий коротышка, до службы в армии, зарабатывал себе на хлеб, работая портным. Обшивал он французов в славном городе Лионе.
Мишель обучал Алёшу Одинцова французскому языку, а между делом, карточной игре вист. Научил он так же ставить заплаты и пришивать пуговицы. Сейчас навыки портняжного ремесла Одинцову как раз и пригодились.
Сделав дело, Алексей хотел было вздремнуть сидя за столом, но тут за дверью послышались торопливые шаги. Принадлежали они явно не часовому. Одинцов вышел в коридор и увидел фейерверкера1 своего взвода Тихонова.
– Ваше благородие, разрешите доложить, – выпалил Тихонов, – фельдфебель Назаров приказал мне спешно бежать к вам в канцелярию.
– Что такого могло стрястись?! Опять война с турками? – усмехнулся Одинцов.
– Никак нет ваше благородие, нам об этом ничего неведомо, – развёл руками Тихонов.
– Тогда что же? Зачем ты братец сломя голову принёсся ко мне?
– Солдат первого года службы Васька Аристархов в петлю полез. Мы его успели снять и насилу откачали, а он орёт: « Не мила мине жизня, всё равно себя порешу!»
– Пойдём во взвод, посмотрим на этого горемыку – сказал Одинцов, одевая фуражку.
У казармы их встретил фельдфебель Назаров, старый служака с пышными усами.
– Дозвольте доложить ваше благородие, – начал он, едва Одинцов поднялся на крыльцо, – Аристархов сменился с поста, и должон был отдыхать, а он шельма смастерил себе петлю из пояса да завязал за балку, а потом с табуретки сиганул в неё. Аккурат тут мы с портупей-юнкером 2Удальцовым зашли. Глядим, Васька в петле хрипит. Удальцов схватил нож, и порезал ремень, а потом за фелшером побёг. Я же послал Тихонова к вашему благородию, а сам значит с Васькой остался.
– Понятно, – кивнул Одинцов. – Фельдшер там?
– Никак нет, – ответил Назаров. – Ушёл, грит, оклемался парень.
– Сам Аристархов что говорит? Зачем в петлю полез?
– Молчит, господин поручик.
– Раз вам не сказал, может мне поведает.
– Дай-то бог, – перекрестился Назаров, – грех то, какой вздумал учудить.
Аристархов, щуплый, парень лет двадцати, сидел на койке. Около него стоял Удальцов, поглаживая свои залихватски закрученные усы. При появлении офицера, Аристархов вскочил и вытянулся во фрунт.
– Оставьте нас вдвоём, – приказал поручик.
– Слушаюсь, ваше благородие, – козырнул Назаров. Он кивнул Удальцову: – За мной шагом марш!
Одинцов прошёлся по казарме, Аристархов стоя по стойке «смирно», делая равнение то налево, то направо, в зависимости от того где находился поручик.
– Может, расскажешь, что за причина толкнула тебя на самоубийство? – спросил Алексей.
– Чего уж там ваше благородие. Прикажите всыпать мне шпицрутенов,3 и слажено дело! – посмотрел исподлобья Васька.
– С превеликим бы