с трудом. Горло словно парализовало.
Она пыталась звать на помощь, но с губ срывались только сдавленные хрипы. А щупальца-руки нагоняли, стремясь вырвать у нее из рук драгоценный сверток. Маленькая кудрявая каштановая головка прижималась к ее плечу. «Мама, мамочка!» – плотнее обвивали шею пухлые ручонки.
Найрани металась и изворачивалась, закрывая собой ребенка. Шупальца-руки ухватились за край покрывальца, обернутого вокруг маленького тельца. Ноша сразу стала в разы тяжелее. Почему не получается держать крепче? Крик ребенка резал тишину, резал темноту, резал сознание. Мгновение – и руки Найрани судорожно сомкнулись в пустоте.
−
Он теперь мой!!! Он мой!!! – шипела тьма знакомым с отрочества голосом, поглощая детский крик.
Найрани вздрогнула и проснулась. Казалось, сердце колотилось где-то в горле. Судорожное дыхание смешивалось с всхлипами.
Она вскочила и подхватила с прикроватной тумбы догорающую свечу. В лучах еле забрезжившего рассвета темным силуэтом выделялась напротив беленой стены детская кроватка. Найрани склонилась над ней, рассматривая спящего сына. Маленький кулачок покоился на подушке под пухлой щечкой. Найрани погладила каштановую головку и поправила одеяльце.
Сердце все еще бешено стучало.
Снова этот сон. К чему он? Найрани узнала голос из сна. Но ведь его обладатель мертв уже больше трех лет. Нечего опасаться. Щит вокруг деревни усилен. Но почему тогда она по-прежнему не может спать спокойно? Чего боится? Или она настолько зациклена на прошлом, что не в состоянии радоваться настоящему?
Найрани вернулась в кровать. Спящий рядом муж тут же сквозь сон обхватил ее за талию и притянул к себе. Тяжесть теплой крупной руки успокаивала. Айгир что-то пробормотал в полудреме и зарылся носом в волосы жены. Ощущая позади себя мерное дыхание, Найрани чувствовала, как успокаивается пульс.
Тревога сидела где-то в глубине души, не давая расслабиться. Найрани медитировала, просила помощи у земли, но беспокойство словно сломанный задравшийся ноготь, торчало из глубины сознания, цепляясь за повседневные мысли и заботы.
Порой Найрани казалось, что она победила, и на несколько дней поганое чувство тревоги отступало. Найрани успокаивалась, пока очередной кошмар не стряхивал с ее души верхний наносной слой спокойствия и безмятежности.
Найрани не хотела беспокоить мужа. Ей было немного стыдно перед ним за свое настроение. Ну, в самом деле… Найрани отругала себя за мнительность. Утром она сходит к Уле и посоветуется.
При мысли о подруге потеплело на душе. Она первая приняла Найрани, когда та появилась в горной деревне напуганная и растерянная. Ула поддерживала и учила ее. Ула помогала ей в родах. А недавно Ула стала для Найрани еще и приемной матерью. И теперь уже Найрани в ответ помогала отцу и Уле устраивать семейное гнездышко. Ула очень добрая и мудрая. Она наверняка подскажет, что делать. Найрани задремала, успокоившись в объятиях мужа.
Тариэль налил в свой золоченый кубок вина. Посмаковав на языке ароматную бордовую жидкость, глотнул и наполнил второй кубок. Сегодня начался обратный отсчет до печального для Тариэля события. Пять боев, включая сегодняшний. Всего пять поединков и его лучший боец завершит свой контракт и получит свободу. А вместе с контрактом закончится и поток прибыли.
Тариэль встал, подхватил оба кубка в руки и вышел из кабинета. Дорогу до заветной комнаты он мог бы вспомнить и на ощупь в полной темноте. Третья дверь по коридору. Молчаливый слуга на страже у двери. Тариэль потихоньку приоткрыл смотровое окошко и заглянул в комнату.
Факелы на стенах освещали скудную обстановку. Узкая кровать возле дальней стены, шерстяное покрывало и подушка, ярко выделявшаяся белым квадратом на темно-сером покрывале. В центре комнаты стоял прямоугольный железный стол. Женщина стояла спиной к двери возле стола.
Тариэль любил смотреть, как она готовится к бою. Крепкие пальцы энергичными движениями намазывали маслом голые ноги.
Тариэль смотрел, как завороженный. Развитые икры и ягодицы, жилистые бедра, узкая талия, рельефные мышцы спины, коротко стриженый затылок. Крепкая ладная фигура. Много раз Тариэль представлял ее облокотившейся на этот стол, а себя – сжимающего руками упругий женский зад.
Он никогда не осмелился бы нагнуть ее к столу. Он понимал, что она не дастся просто так. Убивать, конечно, она не станет, ведь при гибели хозяина рабский ошейник убьет и ее. А она хочет жить. Она любить жизнь. А вот яйца оторвет запросто. И наказание ее не испугает. Ведь она прекрасно знает, что она нужна ему. И он знает, что она нужна ему. И что она растворится без следа, как только закончится ее последний бой.
Он не готов был отпустить ее.
– Я слышу, как ты дышишь, Тар, – она закрыла баночку с маслом и ополоснула руки в тазу.
– Привет, я принес тебе вина, – Тариэль вошел в дверь, открытую слугой.
– Перед боем не буду…
– Знаю, знаю… – Тариэль поставил кубок на стол и пригладил ладонью свои красиво зачесанные назад волнистые волосы. –