/section>
Прорубивший окно в непроглядную глушь Урала
В феврале 1824 года в семье аудитора екатеринбургского горного военного суда родился мальчик, нареченный Наркизом. И уже через несколько лет, главной проблемой семьи стало та, что юный Наркиз Чупин, по воспоминаниям его брата Василия, подобно всем другим в это время много читал исторических и литературных книг, завел небольшую труппу из любителей театра, которою разыгрывались модные пьесы, а после этого ходил по местным кладбищам и… списывал надписи с надгробных памятников.
Ново-Тихвинский монастырь Екатеринбурга, на кладбище которого в детстве Наркиз Чупин списывал тексты с надгробных памятников
В 1848 же году, окончив местную гимназию одним из лучших, Наркиз Константинович уезжает в город Казань, изучать в университет гуманитарные, и естественные науки, получив в итоге за свои привычки прозвища «полигистор» и «энциклопедист».
Литография «Вид Казанского университета в середине XIX века»
Прозвища были не случайны. В 1851 году, юный Чупин напечатал свою первую библиографическую работу «Обозрение книг и журнальных статей, заключающих в себе географические и статистические сведения о Казанской губернии».
Казалось бы, что здесь особенного. Но, именно эта небольшая работа стала первым русским библиографическим указателем, посвященным Казанской губернии.
Наркиз Чупин 1860-е годы
Забежим вперед и упомянем, что за свою жизнь Наркиз Константинович создал 47 научных трудов, ставших основой изучения уральской истории. «…Чупин, помимо его специальных знаний, может справедливо называться энциклопедистом Урала…», говорили современники.
А в ответ на такое признание, Преподаватель и Управляющий Екатеринбургской мужской гимназией Чупин публиковал все новые исторические сведения в местных изданиях «Пермских губернских ведомостях» и «Ирбитском ярмарочном листке».
Именно он был одним из организаторов и вдохновителей первой научной организации Екатеринбурга – Уральского общества любителей естествознания.
Портрет Наркиза Чупина 1882 года
В старом Екатеринбурге про Наркиза Константиновича ходили разные рассказы. Ему приписывали, например, переложение текста «Камо пойду от духа твоего и от лица твоего камо бегу», в котором описывались курьезные тогда порядки в горной администрации, но он, как действующий чиновник старался откреститься от таких слухов.
Пожалуй, главный же труд его жизни, о создании которого он мечтал, был «Географический словарь Пермской губернии» своеобразную энциклопедию Пермского края так и остался незаконченным.
Географический и статистический словарь Пермской губернии Чупина 1876 года
Как вспоминали его знакомые, он вовсе не был равнодушен к своей ученой репутации и авторству. Наркиз Чупин с видимым удовольствием показывал своим гостям похвальные отзывы о своих сочинениях и разных изданиях, дипломы на почетное членство, переписку с учеными учреждениями.
В двадцать первом веке для многочисленных заметок современный человек пользуется различными гаджетами. Чупин же в те старинные годы для этого использовал… дверные и оконные косяки.
Они, как и сами полотна дверей, которые не позволялось перекрашивать или мыть, по всей его квартире были исписаны очень краткими пометками: цифрами, датами, урочищами, названиями. И все это он прекрасно знал, где и все записывается. Эти косяки и двери замещали ему вполне массу памятных книжек.
«…Наркиз Константинович ходя по комнате что-то бормочет про себя, затем скажет длинную фразу, напомнит ее начало и вновь бормочет, попросив затем переписчика прочесть и, прослушав, продолжает диктовать дальше. Составление и писание происходило только с позднего вечера и продолжалось до полуночи. Написанное дома не держал, и вскоре же пересылал в Пермь…»
Конечно, можно подумать, что Чупин был этаким ученым-отшельником, погруженным только в старину. Безусловно, в последние годы своей жизни он одевался в старенький, аккуратно подпоясанный халат, волосы были гладко причесанны, борода подстрижена. Да и жаловался на недостаток зубов, но более всего на слабость зрения, порче которого он сам не мало способствовал, одновременно употребляя разные очки: одни днем, другие вечером и третьи при рассматривании географических и топографических карт.
Современники же его помнили его и другим. Форменный сюртук он предпочитал партикулярному платью, в его гардеробе сохранялись еще щегольский пиджак, бекеш и шляпа-цилиндр, а на письменном столе «…среди перьев, карандашей, бумаг и книг можно было заметить душистое французское мыло для бритья и даже факстуар для волос…».
В воспоминаниях одной из его казанских знакомых мы находим