ки неосуществимо, ты всегда в толпе, всегда под присмотром. Родители не считали меня взрослой ни в три года, ни в десять лет, ни сейчас, в шестнадцать. Да черт возьми, я уже самостоятельная! Я опять сбежала от Энди. Круто проявляется моя самостоятельность, что тут говорить.
Но я знала, что Энди придет, и недолго мне осталось сидеть в этом уютном ночном кафе и потягивать сок через соломинку. Народу было не так уж и много: четверо маленьких роботов-официантов и трое клиентов за угловыми столиками. Я вздохнула. Одиночества как такового не было, но тишина и покой ощущались в этом маленьком помещении. Я наслаждалась. Остались считанные минуты до....
Энди появился тихо и спокойно. Никаких криков, никакой ругани, грозной жестикуляции и обещаний выпороть меня или еще чего похуже. Я свободнее уселась в своем кресле и продолжила пить сок, как ни в чем не бывало. К Энди подкатил малютка робот, еле-еле дотягивающий своей круглой головой ему до талии, и поинтересовался, чем может быть полезен.
Вошедший мужчина повернул голову в мою сторону и ответил:
– Извините за беспокойство, я пришел за ребенком. Могу я оплатить ее счет? Нам уже нужно уходить.
Я грохнула пластмассовым стаканом о стол и вскрикнула:
– Я сама в состоянии оплатить свой счет! Это всего лишь сок. И я, черт возьми, не ребенок!
Но Энди, будто не слыша меня, достал гибкую блестящую карточку из кармана плаща и протянул ее маленькому роботу. Тот аккуратно взял ее своими тремя суставчатыми металлическими пальцами и откатил в сторону барной стойки, где располагалась касса. Никто даже не обратил внимания на мой гневный крик. Троица клиентов все так же спокойно уничтожала содержимое своих тарелок. Как же я ненавидела этого чертового Энди.
Он подошел ко мне, дожидаясь возвращения карточки и того, что я встану и отправлюсь с ним домой.
– Почему ты…
– Я не могу оставить тебя в покое, и ты это знаешь, Диззи.
– Можешь! Мне нужно только сильно захотеть этого.
– Так получается, ты не хочешь.
Мои щеки вспыхнули. Что это на меня нашло? Я вообще не должна с ним разговаривать. Так уж и быть, я пойду домой. Все равно настроение испорчено, и сегодня ничего уже не поднимет его.
Я поднялась с места и прошла мимо Энди, решив окончательно ввести его в ранг «игнорируемых». На улице шел снег.
Стоял конец октября, было холодно, пасмурно, темно. И многолюдно.
Я обернулась взглянуть на вывеску кафе, в котором только что так легко распрощалась со своим настроением. Это заведение было общим, т.е. и для роботов, и для людей, туда можно было даже с собаками заходить. Но собаки…. Теперь это редкость. Куда больше стало ходячих железок, и жизнь стала сравнительно легче. И ленивее.
Мои размышления о бренности жизни прервал голос вездесущего Энди:
– Твои родители волнуются. Нам лучше быстрее отправиться домой.
В ответ я только фыркнула и пошла вперед. Родители волнуются? С чего бы это? С Энди мне ничего не грозит. «Но ты ведь убежала, глупая девчонка».
Моему внутреннему голосу давно пора уткнуться «в тряпочку» и дать мне спокойно жить в свое удовольствие.
Я шла впереди, Энди хрустел снегом позади меня. Как же меня раздражает эта его холодность, уверенность, спокойность!
Ладно, признаю, что одной идти мне было бы страшновато! Но раз уж я решила доказать родителям, что достаточно самостоятельная, то пришлось бы действовать до конца. Да. Идти одной по черной улице, по холоду, и при этом довольно долго. Но признавать, что Энди появился вовремя, я не собиралась. Ни к чему мне эти слабости.
Высотки сменялись высотками, земля дорожала, высотки становились еще выше. Что ни здание, то чудо инженерной мысли, не ясно, на чем держится эта громадина и как там вообще не страшно жить. «Высота ― это не мое», ― подумала я, разглядывая стеклянные небоскребы.
Вскоре здания начали редеть, позади все так же размеренно топал Энди. Фонарей стало больше, и появились первые коттеджи. Домики были одинаковы, все как на подбор двухэтажные, из красного кирпича, с большими окнами, с балконами, верандами…
Я ненавидела этих ярких близнецов. Только зимой, когда каждый житель украшал дом так, как хотел ― гирляндами, мишурой и прочей зимней ерундой ― только тогда похожесть не бросалась в глаза.
Чертовы архитекторы и инженеры нашли какой-то определенный порядок помещений, и теперь крохотные однотипные коттеджи разбросаны по всему миру. Мол, эргономичность ― это главное. В ней сочетается все, что нужно. Слава богу, что внутри дома можно было обустраивать так, как душе угодно.
А вот и мой дом. Где меня ждут, конечно же, не горячий кофе и пирожки, а парочка оплеух и истерика матери.
Я поднялась по дорожке к дому, открыла дверь и наконец-то оказалась в тепле.
Энди вошел следом за мной, хотел помочь мне снять верхнюю одежду, но я грубо оттолкнула его руки и быстро принялась раздеваться сама.
Мать не медлила и уже стояла около лестницы, ведущей на второй