я себе ещё раз такое позволю, буду уволена. Но ведь этот спектакль был сыгран!
– Не спорю. Только это был твой спектакль, а не мой. Тебе так не кажется, моя радость?
Тамара молча вздохнула.
– Ты проявила неуважение к публике, – вдруг решил пошутить Корней Митрофанович, – это ясно?
– Ясно.
– Иди. Ещёраз нажрёшься – пойдёшь работать уборщицей, потому что ни в один театр тебя не возьмут. Я это тебе устрою. Ты меня знаешь.
Тамара медленно поднялась. Направилась к двери. Вдруг повернулась. Корней Митрофанович поглядел на неё досадливо.
– Что тебе?
– Корней Митрофанович, а Вам нравится Света?
– Света? Уборщица? Очень нравится. Я надеюсь, ты с ней не дружишь?
– Да я нормальная. Процедила Тамара с внезапным ледяным бешенством. – Что вы все ко мне прицепились?
И она быстро вышла из кабинета.
Глава четвёртая
В понедельник, который был для работников театра выходным, Соня шла к Эльвире и Даше. Она решила нагрянуть к ним неожиданно, без звонка, поскольку имела основание полагать, что по телефону в гостеприимстве будет отказано. У неё были с ними нормальные отношения, но не близкие, потому что она дружила с Волненко. Анька внушала им опасение. И не только им. Она была слишком шумная, резкая, предприимчивая. Ни одна из этих характеристик к Соне не подходила, потому она, дружа с Анькой, остро нуждалась в общении с чуть-чуть более рассудительными коллегами. В этот день – особенно остро.
Эля и Даша снимали двухкомнатную квартиру в панельном доме, в нескольких остановках от театра. Соня очень сильно спешила, часто подскальзываясь на льду и взмахивая руками, чтоб не упасть. Мороз щипал её за уши. Руки вовсе одеревенели – перчатки были забыты дома. Когда она стояла перед последней на её пути улицей, ожидая возможности перейти дорогу, к ней подошёл молодой человек с приятным лицом.
–Девушка, у вас зажигалки не будет?
Она дала ему прикурить. Глаза его стали наглыми, и он так недвусмысленно раздевал её ими, что по спине бежали мурашки. Выдохнув дым, он проговорил:
– Да у тебя руки, как лёд! Ты вообще живая?
– Отвянь.
Тут вспыхнул зелёный свет. Соня поспешила этим воспользоваться. Ей было очень досадно. Ей опротивели эти взгляды, которые изменяли лица интеллигентных и симпатичных мужчин до неузнаваемости. Порою даже казалось – у них вот-вот отрастут клыки, как у вурдалаков. Соне было приятнее, хоть несильно, видеть другие лица – с не отрастающими клыками, а с постоянными.
Поднимаясь пешком на пятый этаж, она успокоилась и согрелась. Дверь ей открыла Эля. Если внезапное появление Сони её и обескуражило, то она сумела блистательно это скрыть. Её темные глаза радушно захлопали.
– Ух ты! Сонька! Привет! Вот это сюрприз! А ну, проходи, давай! Дашка, Дашка!
– Я мимо шла – дай, думаю, забегу, проведаю, – врала Соня, вешая на крючок пальто, – позвонить хотела, да руки заледенели.
Эля, заперев дверь, кинулась на кухню,