для Гриши серьезное испытание. Именно поэтому Гриша так нестоек, когда речь идет об убеждениях; охотно соглашается работать на крайне неприятных представителей власти, обслуживая их интересы. Ведь оказаться «ненормальным», оказаться на обочине – это несчастье, а несчастье прежде всего не грустно, а стыдно. Даже сломав ногу, Гриша стремится выглядеть красиво и вместо гипса заказывает себе (обычный на момент написания книги для Европы, но пока не для России) пластиковый фиксатор. С завистью к более талантливым собратьям (Гриша – представитель творческой профессии) он также обходится своеобразно: он уверен, что гений и патология, безумие всегда ходят рука об руку. Поэтому Гриша не стесняется сказать о ком-то, чье творчество ему нравится, – «алкоголик, шизофреник и гений». Он может походя, небрежно выказать себя высокомерным снобом, дискриминировав какое-либо социальное или национальное меньшинство, потому что искренне не понимает, а что он такого сказал, – он просто не может поставить себя на место другого человека, на это у него не хватает врожденного такта и чуткости.
Надо сказать, что с годами Гриша значительно смягчился и продрейфовал в сторону подлинной эмпатии. Ирония, свойственная Грише смолоду, помогает ему в этом процессе, а количество седых волос и болячек нарастает достаточно постепенно, чтоб Гриша смог с ними освоиться. Но все же эмпатия для него – это каждый раз вопрос душевного труда и сознательного шага. Справиться со своим страхом (смерти, ненормальности или, наоборот, банальности и потери себя), с завистью, с тем же стыдом – все это Грише каждый раз приходится проделывать снова и снова. Иногда у Гриши не находится на это душевных сил, и тогда он говорит кошмарнейшие, бестактные вещи или ведет себя как мудак. Иногда силы находятся, и тогда Гриша виден совсем с другой стороны: ответственный, старательный, усердный и творческий человек, часто оказывающийся в нелепых ситуациях («без штанов»), застенчивый и смешной, извиняющийся и чувствительный.
В сущности, Гриша – «обыкновенный обыватель», в которым есть что-то и от обывателя-фашиста, в глубине души ужасающегося всему, что не норма; и от обывателя-потребителя (Гриша невероятный модник и гаджетоман); и от гоголевского «старосветского помещика» (идиллия с женой – эгоизм на двоих, эмпатия, замкнутая друг на друга, и Гриша это прекрасно осознает). Как любой обыватель, он чувствует в себе и возможность смерти, и потенции к творчеству-безумию; как умный обыватель – стыдится своего страха, своей банальности и вообще самого себя. В отличие от первых двух типажей, Гришу можно стыдить с нравственных позиций и высмеивать с дружеских, не опасаясь, что он немедленно провалится сквозь землю. Привычка к чужим несчастьям (и в умеренных дозах – опыт собственных), к помощи другим, постоянное упражнение в размыкании самого себя и своей идиллической пары вовне – то, что может заставить Гришу двигаться дальше в сторону эмпатии.
Другой мой знакомый, похожий на Гришу, сильно изменился именно тогда, когда получил несильный инсульт и стал заниматься