Это высокая похвала, потому что Гринол-Бридж находится в графстве Йоркшир, а в Йоркшире собака – всем собакам королева! Здесь, на суровом севере Англии, она хороша, как нигде на земле. Гуляет ветер, хлещут холодные дожди по плоским и голым полям, но у собак только богаче становится шуба, и сами они так же крепки, как здешний народ.
Народ здесь любит собак и умеет их выращивать. Обойдите хоть сотню, хоть три маленьких горняцких поселка в этом самом большом английском графстве, и везде вы увидите ту же картину: идет человек в бедной рабочей одежде, а за ним по пятам собака, такая породистая, такая на вид аристократка, что иной любитель собак, уроженец другого края, пусть даже самый богатый, глядел бы на нее завистливыми глазами.
Гринол-Бридж в этом смысле не отличался от прочих йоркширских деревень. Люди здесь знали толк в собаках и любили их; и здесь у многих были отличные собаки; но жители поселка все как один признавали, что если когда-нибудь и кто-нибудь в Гринол-Бридже вырастил собаку красивей Лесси, трехцветной колли Сэма Керраклафа, то это было не на их веку.
Но имелась и другая причина, почему Лесси хорошо знали в поселке. Дело в том, что по ней, как говорили женщины, можно было ставить часы. Началось это года три назад, когда Лесси была годовалым щенком, веселым и взбалмошным. Однажды Джо Керраклаф, сын Сэма Керраклафа, прибежал домой сильно взволнованный.
– Мама, мама! – кричал он взахлеб. – Сегодня я выхожу из школы, и знаешь, кто там сидел и ждал меня? Лесси! Как ты думаешь, откуда она узнала, где я?
– Верно, учуяла твой запах, Джо. Другого ничего не придумаю.
Так или иначе, а Лесси и на следующий день ждала у школьных ворот, и на третий день. Проходили недели, месяцы, годы, и было все то же. Женщины, выглядывая в окна своих домиков, и лавочники, стоя в дверях своих лавок по Верхней улице, видели бегущую мимо ровной трусцой горделивую черно-белую с золотыми подпалинами собаку и говорили: «Без пяти четыре – Лесси бежит!»
Ясный ли день или дождь, собака всегда была на месте и ждала мальчика – одного-единственного из полусотни мальчиков, выбегавших ватагой на асфальтовый двор, потому что для собаки был важен только этот один. Каждый раз наступало мгновение счастливой встречи, а затем они вдвоем, мальчик и собака, шли домой. Так бывало всегда, изо дня в день, уже четвертый год.
Лесси стала общей любимицей в будничной жизни поселка. Ее знал чуть ли не каждый. Но больше всего люди ценили Лесси потому, что она была утверждением чего-то такого, чего они сами не могли бы внятно объяснить. Чего-то, что было связано с их гордостью. А гордость их связана была с вопросом о деньгах.
Обыкновенно, если кому случалось вырастить особенно красивую собаку, она в один прекрасный день переставала быть собакой и становилась чем-то на четырех ногах, что стоит денег. Она, конечно, оставалась, как была, собакой, но теперь она была вдобавок чем-то еще, потому что о ней мог прослышать какой-нибудь богатый человек, любитель собак, или могли ее увидеть ловкие барышники, и тогда нашелся бы на нее покупатель. Богатый может так же горячо любить собаку, как и бедный, и в этом между ними нет разницы – разница в том, как они смотрят на деньги. Бедный сядет и подумает, сколько ему потребуется угля на зиму, и сколько нужно будет пар башмаков, и сколько пищи для детей, чтоб они росли крепкими, и придет он домой и скажет:
«Нам иначе не обойтись, так не мучьте вы меня, не надоедайте. Мы как-нибудь вырастим себе другую собаку, и будете вы все любить ее не меньше, чем любили эту».
Таким образом уходила из дому не одна прекрасная собака в Гринол-Бридже. Но не Лесси!
Весь поселок знал, что даже герцог Радлинг не может купить у Сэма Керраклафа его Лесси – сам герцог, который живет в своем большом поместье, в одной миле от поселка, и у которого полно там превосходных собак.
Герцог три года пытался купить у Сэма Керраклафа его колли, но Сэм устоял.
– Ни к чему вам набавлять цену, ваша светлость, – говорил он. – Цена правильная, но… собака не продается. Ни за какие деньги.
В поселке все это было известно. Потому-то Лесси так много значила для жителей. Она представляла собой особую гордость, которую деньги не могли у них отнять.
Но собаки принадлежат людям, а людей стегает судьба. И временами в жизни человека наступает такая полоса, когда судьба бьет его слишком тяжко, и тогда он поневоле склоняет голову и решает, что должен поступиться гордостью, чтобы не оставить без хлеба семью.
Глава вторая
«Не нужно мне другой собаки…»
Собаки нет на месте! Вот все, что знал Джо Керраклаф.
Он в этот день вышел из школы вместе с другими и пробежал по двору в том буйном веселье, какое можно видеть в каждой школе по всему свету к окончанию школьного дня. Почти машинально, по привычке, укоренившейся за сотни дней, он прошел к воротам, где его всегда ожидала Лесси. И там ее не оказалось!
Джо Керраклаф стоял – крепкий мальчик с милым лицом – и соображал, как могло это случиться. По широкому лбу над карими глазами легли морщины. Сперва он никак не мог