– расхныкалась!
Тряхнула берёзка ветками, окатила меня водой, как из лейки.
Охнул я от обиды. Стукнул ещё разок.
Ещё раз меня окатило.
Чуть я не заплакал.
Иду, злюсь, и до того мне противными кажутся и серое скучное небо, и хлябкая дорога, и мокрые деревья, что хоть не гляди. Скорей бы до дому добежать, что ли!
И тут я вспомнил, как из этого же самого места мне однажды уходить не хотелось. На охоте это было. В первый раз меня тогда со взрослыми взяли. И первый выстрел мой был вот здесь, около опушки.
Вспомнил я, как все мы – охотники – шли цепью и ждали, когда спереди или сбоку крикнут: «Береги!»
Это особенное слово такое, охотничье. Означает оно, что показался зверь, бежит на стрелков.
Как услышишь это слово, так уж и точно – береги. Береги всякий шорох, всякое движенье вокруг. Лови их, не пропускай. Уши напряги, глаза напряги, даже носом чуй!
Вот что по-охотничьи значит «береги».
Хорошее слово. Сторожкое.
До того забылся я, что вдруг слышу это слово наяву. Близко так раздалось:
– Береги!
Может, это я сам сказал, а может, – почудилось.
Но «береги!» есть «береги!».
Навострились у меня уши, глаза сразу стали приглядистее.
Вижу – при дороге стоит старая ель. Нижние лапы у неё шатром висят. Сухой пригорушек под этим шатром, и даже кажется, что струится там тёплый воздух.
Вот тебе и дом – от непогоды схорониться.
Залез я под плотные лапы, сел, сумку положил. И сразу не стало для меня дождя и серого неба. Тепло, сухо.
И тогда я сам уже во второй раз говорю:
– Береги!
Пригляделся к деревьям. Вижу – не плачут они, а умываются. Ветки от дождя – блестящие, распаренные, словно из бани. И каждая ветка подчёркнута светлой цепочкой капелек. Будто вспотела.
А на земле, под деревьями, движутся прошлогодние бурые листья. Они движутся едва заметно, бесшумно, но упорно, как заведённые. С пригорков сползают в низинки, в ямы, и там оседают и прижимаются к земле.
А на пригорках распрямляются стебельки первой травы. Распрямляются и скидывают с себя цепкие старые листья…
Тайная работа идёт в лесу. Моется он, чистится, готовится надеть весенний наряд.
Рассмотрел я это и в третий раз говорю:
– Береги!
Качнулась впереди ветка. Желудёвого цвета пятнышко мелькнуло.
Белка!
Вылетела на еловый сук – батюшки! – такая-то растрёпанная, мокрохвостая, сердитая… И будто в скакалочку заиграла: подпрыгивает на суку, старается, хвостом трясёт, а сама – ни с места.
Что за фокусы, растрёпа? Отряхиваешься, что ли?
Ухнула вниз и пропала в хвое.
Поглядел я на землю.
Бегучий крохотный ручеёк звенит у пригорка. Вдруг на берегу ручейка земля вспучилась, разверзлась. Вылезли на белый свет две ладошки и розовый пятачок. Вот тебе на! – крот явился.
Захлюпал по воде, перебрался на другой берег и опять в землю нырнул Дрыгнул хвостиком – только его и видели.
Тоже фокусник. Где нырять полагается, он пешком топает. А где все пешком ходят, там ныряет.
Видать, – не захотел под ручейком подземный ход прокладывать. Наверно, земля там сырая, липкая. Завязнешь ещё.
На голову мне хвоя посыпалась. Раздвинул я ветви, глянул.
Качаются наверху лапы в красных штанишках. Это дятловы! Уцепился дятел за шишку и повис на носу. Так и висит. Подрыгивает.
Это он шишку так отрывает.
Шишка оборвалась, захлопали крылья – фррр! – умчался носатый. А передо мной – новое зрелище.
На кустик можжевельника, на колкие веточки опустилась весёлая стайка…
Не стану-ка я вам дальше рассказывать, что́ повидал в лесу тем дождливым и скучным днем. Интереснее вам самим поглядеть.
Ну, а как это сделать, вы уже знаете. Запомнили?
«Береги!»
Жаворонок
Взлетел с проталинки жаворонок, запел, зазвенел серебряным бубенчиком.
Чем выше поднимается, тем ясней слышна его песенка.
Над полем поднялся – на всё поле слышна.
Выше леса поднялся – на все окрестные леса слышна.
Ещё выше поднялся – пропал в голубом небе, совсем не видать его.
А серебряный бубенчик всей земле слышен.
Речкино имя
У нас работали топографы, уточняли карту района. Подробно вымеряли они дороги, ручьи, озёра, а потом выспрашивали, что и как называется. Это чтобы проставить на карте верные названия.
Однажды зашёл разговор про маленькую речку,